Девочка, которая проглотила облако размером с Эйфелеву башню

Пуэртолас Ромен

— Какого крушения?

— Крушения самолета с моим братом и Провиденс на борту. Крушения, вызванного облаком пепла. Я верю, что подлинная история случившегося в тот день — это история Провиденс, которая научилась летать и победила. Вы, может быть, полагаете, что все окружающие — люди ограниченного ума, что мы недоверчивы и подозрительны, отрицаем чудеса. Как вы, например. Как все инженеры, неспособные мечтать, не способные верить в то, что противоречит логике или физическим законам. Вот вам не пришло в голову, что и меня тоже следовало бы пощадить, как Заиру. Я хочу верить в вашего пирата в оранжевом комбинезоне, в вашего сенегальского китайца, любителя дешевых йогуртов, в монахов с завода

«Рено», играющих в петанк зелеными помидорами. И я в них верю. Потому что мне так легче. Даже если в глубине души я знаю, что это выдумки, игра воображения. Ведь верят же миллионы людей в Бога, которого никогда не видели и который никогда ничем им не помог. Вот и я верю, что Провиденс горы свернула бы, лишь бы увидеть свою дочку; в то, что ей удалось укротить облака и научиться летать. Ибо эта вера придает мне силы. Силы жить дальше. Когда вы описывали мне ее полет, мне чудилось, будто я лечу вместе с ней в облаках. В каком-то смысле вы научили меня летать. И я мечтал, как вы. Вот это и отличает нас от животных, месье… Как-вас-там. Ибо мы, люди, умеем мечтать!

Старик положил ножницы на стеклянный столик, вынул из ящика мягкую кисть из барсучьего волоса и обмахнул ею мой затылок и лоб.

— Ваша история, конечно, замечательна, но у нее нет конца, — добавил он. — Провиденс входит в операционную, чтобы из нее извлекли осколки пузырька, впившиеся в кожу, не так ли? А что потом? Вы же не могли остановиться на этом.

— Я уже сказал: потом Провиденс умирает…

— Грубая ошибка, молодой человек. Героини никогда не умирают, вам следовало бы это усвоить. В хороших книгах и фильмах история всегда кончается благополучно. Люди, борющиеся за жизнь, нуждаются в историях с хорошим концом. Ибо всем нам нужна надежда. Моему брату Полю не понравился бы такой конец, как у вас. Будь он жив, он бы сказал вам это своим громовым голосом, с добродушной улыбкой, которая не сходила у него с губ. Давайте я расскажу вам подлинный конец этой истории, месье… Как-вас-там…

— Имярек.

— Короче, месье Как-вас-там, закройте глаза. Мы возвращаемся в Марокко.

Первое слово, которое Провиденс услышала, едва открыв глаза (и уши), звучало очень странно. Сомики-кошки. Но она не успела спросить себя, что это означает: в ее правом боку возникла легкая колющая боль.

Слепящий свет вскоре померк, и она увидела, что находится в больничной палате, а ее живот под голубой бумажной пижамой обмотан внизу тугой повязкой. Она испытывала неприятное ощущение дежавю, словно когда-то раньше уже побывала в такой ситуации. На несколько секунд ей стало страшно: а вдруг все пережитое с того первого раза, когда она очутилась здесь из-за аппендицита, всего лишь плод долгого коматозного сна?! И ее любовь к Заире, и все ее приезды-отъезды, и процедура удочерения, которого она наконец добилась, и необыкновенное приключение в облаках? Ее сердце пустилось в галоп, словно взбесившийся верблюд. Нет, это невозможно — вернуться назад, в то время. Она поискала взглядом хоть что-нибудь, что могло бы ее успокоить. Что-нибудь новое. То, что не принадлежало к ее воспоминаниям о двух прошедших годах.

На соседней кровати лежала Заира с открытыми глазами — лежала и молчала. А в ногах ее кровати сидел Рашид и улыбался ей.

— Рашид?

Провиденс ясно помнила, что, когда она впервые проснулась в этой палате, рядом с девочкой сидела Лейла. Значит, она не бредит. Значит, этот сумасшедший день — монахи, взлет, фантастическое путешествие в небе, боши, даже Аксим с его грубой ручищей, обхватившей ее левую грудь, которого она предпочла бы забыть, — все это было реально. И Лео. Главное, Лео.

— Дорогая моя! — воскликнула

Провиденс, и по ее бледным щекам покатились мелкие слезинки. — Как я счастлива тебя видеть! Если бы ты знала…

Судьба снова соединила их. Мать и дочь.

— Похоже, у тебя случился еще один приступ аппендицита! — пошутила Заира, указав на повязку Провиденс, видную под полупрозрачной бумажной пижамой.

Молодая француженка всхлипнула, улыбнувшись сквозь слезы.

— Я же говорила тебе, что, если понадобится, готова перенести все аппендициты на свете.

— А облака-то больше нет, мама, — уже серьезно сказала девочка.

— Ты это чувствуешь?

— Вот именно что я его больше не чувствую. Мне кажется, будто из меня вынули подушку, которая меня душила.

Провиденс протянула руку к Заире, сжала ее пальчики. Ее маленькая дочка… Впервые она видела ее без кислородной маски, спокойную, умиротворенную, нормально дышащую. Никаких хрипов при вдохе и выдохе.

Величаво-безмятежное дыхание. Одна ножка девочки высунулась из-под простыни, и на ней теперь не было носка. Но что это? Провиденс никогда этого не замечала. Она еще раз пересчитала пальчики на ноге своей дочки. Прямо наваждение какое-то. Да, их было шесть. Шесть пальчиков на левой ножке.

— Скажи мне, ты знаешь, что у тебя на ноге шесть пальцев?

Девочка взглянула на Провиденс, нахмурилась и спрятала ногу под простыню.

— Вот это да! — воскликнул Рашид. — Я тоже этого никогда не замечал! Невероятно!

И тут все присутствующие воззрились на кровать Заиры. Девочка всю свою жизнь старалась скрывать этот секрет от окружающих, и вот теперь ее разоблачили. Она ненавидела свою левую ногу. Это ведь аномалия, уродство, отличающее ее от всех остальных людей. И потом, показывать чужим свои ноги, нормальные или нет, значит демонстрировать им самую безобразную часть своего тела. Слишком уж это интимно.

— У тебя обе ноги такие?

— Нет, только левая, — ответила Заира.

— С ума сойти! А у меня такая же правая! — воскликнула Провиденс, высунув правую ступню из-под простыни.

— Вот это да! — завопил Рашид, не веря своим глазам. — И у тебя тоже!

Тут вошла Лейла и расхохоталась, прикрыв, как всегда, свои красивые белые зубы рукавом халата. Заира в свой черед залилась смехом: она была очень довольна, что не так уж и отличается от других. Правая нога Провиденс, левая нога Заиры. Они дополняли друг дружку.

— Наконец-то я нашла объяснение моему шестому пальцу на ноге, — объявила Провиденс. — Просто нас обеих вылепили из одной и той же глины! Вот пусть теперь кто-нибудь скажет, что я не твоя мама!

Все засмеялись, и счастье снизошло на палату и на больных женщин.

— Интересно было бы рассчитать возможность встречи двух человек, имеющих по шесть пальцев на ноге! — подумал вслух Рашид.

И тут Провиденс заметила, что мерзкий запах чеснока, который преследовал ее с того момента, как она очутилась в пустыне, бесследно исчез. Она глубоко, блаженно вздохнула, даже не ища объяснений этому феномену.

— Вот видишь, я все-таки сдержала свое обещание, — сказала она Заире. — Луна должна взойти с минуты на минуту.

— Мамочка, луна давно уже взошла, — ответила будущая астрономша, указав на окно.

И правда: за окном царила непроглядная ночь.

По телу Провиденс пробежала легкая дрожь. Ах, как приятно было услышать это слово — мамочка!

— Знаешь, сначала я подумала, что ты про меня забыла. Я тебя так ждала. Целый день. Это был такой важный день для меня.

— Знаю, дорогая. И для меня тоже. Это непростительно, я ведь должна была приехать утром, как и обещала. Да что там, нужно было приехать заранее. Намного раньше. Но, видишь ли, телеуправляемые мамы иногда ошибаются…