Девочка, которая проглотила облако размером с Эйфелеву башню
Шрифт:
— Вообще-то, вы второй человек, которому я это рассказываю. Первой была Заира.
— Ага… Ну и что дальше?
Полный укора взгляд старика мешал мне продолжать.
— Дальше… ничего, — промямлил я наконец.
— В таком случае вернемся к нашим баранам, вернее, к нашим козам. Неужто эти парни действительно довольствуются козами? — спросил он с гримасой отвращения. — Так что вы там забыли, посреди этой самой пустыни?
— Мне следовало бы с этого начать, но я решил оставить самое главное на потом, для пущего эффекта.
— Мне не нужны ваши театральные эффекты, месье Как-вас-там…
— …месье Имярек, — отрезал я.
— Мне нужна правда, и я сразу сказал вам об этом. Правда и ничего, кроме правды.
— Ладно. Я там был, вот вам и вся правда.
—
— Я прилетел на самолете.
— Но ведь все самолеты стояли на приколе.
— Не все. Вспомните о президентских самолетах.
— Вы что же — прилетели на самолете французского президента?
— Нет, конечно.
— Значит, на самолете Обамы?
— И это нет!
— Ой, только не говорите мне, что летели в самолете Путина!
— Стоп, остановитесь, сделайте милость! Мы тут не в загадки играем. Я не летел ни на одном из этих самолетов. Я летел на своем, личном. На маленькой двухмоторной «сессне», на развалюхе, купленной по случаю после получения лицензии на личные полеты. Как правило, я пользовался им на уикэндах или в отпуске, чтобы отдохнуть в полете и стряхнуть с себя все земные заботы. Вы не представляете, как быстро стряхиваешь с себя заботы, оказавшись в небесах. Воображаю, что чувствовала Провиденс, свободно паря в облаках. Наверное, с ума сходила от счастья!
Старый парикмахер стукнул себя по лбу, как будто ему пришло в голову что-то важное.
— Но если у вас был свой самолет, почему же вы не доставили на нем Провиденс прямо в Марокко?
— Да потому, что в тот момент мы еще не отрешились от реальности. Я хочу сказать, от реальной реальности. Ведь я ни секунды не верил, что эта молодая женщина сможет подняться в воздух, всего лишь взмахнув руками. Поставьте себя на мое место.
— Да хоть сейчас. Если зарплатами тоже обменяемся…
— Какая-то девица входит в диспетчерскую, просит меня доставить ее в Марракеш, а я ей отвечаю: «Да, конечно, нет проблем, вот только возьму ключ от самолета!» Ну подумайте хоть две секунды: мог ли я нарушить закон и наплевать на запрещение подниматься в небо?!
— Однако именно это вы и сделали…
— Да, потому что дело приняло совсем иной оборот, когда я увидел собственными глазами, как Провиденс взлетела в небо. Я был единственным зрителем этого чуда, наблюдал его, так сказать, из первых рядов. И могу вас заверить, что это не было трюком: никаких тросов, никакого подъемного крана, как на киносъемках. Провиденс летела самостоятельно, свободно как птица. Правда, довольно неуклюжая птица. Так могла бы летать курица. И тут у меня в голове что-то щелкнуло. Я напрочь забыл о законе, о запрете на полеты, о своем начальстве. Обо всем забыл. Эта история стала для меня слишком важной, и я уже не мог стоять там без дела. Ведь я оказался непосредственным свидетелем уникального эпизода человеческой эволюции. Вспомните слова Обамы: «Маленькие взмахи рук для человека, но гигантские взмахи рук для человечества». Вы только вдумайтесь: человеческое существо полетело впервые в истории! И это произошло прямо передо мной! Вернее, прямо надо мной. Когда я очухался и увидел, что Провиденс превратилась в крошечную черную точку' в поднебесье, у меня вдруг заныло сердце: я испугался, что потеряю ее. Что вижу ее в последний раз. И в этот миг мне стало ясно, что я в нее влюбился. Буквально за несколько секунд. Как мальчишка. И тогда я, уже не рассуждая, побежал на стоянку, к своему самолетику, и взлетел. Не спросив разрешения на взлет, никому ничего не объяснив. Я заранее примирился со всеми последствиями своего проступка. Меня частично оправдывало только величие этого замысла. И вот я стал сопровождать ее, мою прекрасную небесную пловчиху, держась на некотором расстоянии. Я убеждал себя, что могу ей понадобиться, и если с ней что-нибудь случится, то вовремя подоспею на помощь. В конце концов, возьмите гонщиков «Тур де Франс» или мореплавателей-одиночек — рядом с ними всегда есть машина или катер с питанием. Так я и стал свидетелем этого фантастического полета, увидел воздушный
Лео понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя и вспомнить, что он делает здесь, в дымящемся корпусе своей «сессны», уткнувшейся носом в горную осыпь.
Перед ним пронеслись последние перед крушением образы: Провиденс, выброшенная из грозового облака и камнем падающая на землю. Он огляделся, но молодой женщины нигде не было видно. Вероятно, она упала поодаль, в нескольких километрах от него. Боясь, что самолет взорвется, он поспешил выбраться из-под обломков. Его одежда превратилась в лохмотья, запачканные кровью, но руки-ноги были как будто целы. Прямо чудо какое-то. Потерпев крушение в тысячах километров от родного дома, посреди марокканской пустыни, и увидев искореженные пропеллеры своего самолета, он решил, что с минуты на минуту перед ним появится маленький белокурый мальчик в костюме принца, который наверняка попросит его нарисовать барашка.
Однако появился маленький черноволосый марокканец в изодранной пастушеской одежде и сандалиях. Эдакий арабский вариант Маленького принца.
— Меня зовут Катада, я из племени бошей номер 436, — сказал мальчик, изумленно глядя на чернокожего мужчину, возникшего из ниоткуда. — Уж не пришел ли ты из долины Драа, как все потомки рабов, живущих на юге Марокко?
— Н-не совсем. Меня зовут Лео. И я работаю авиадиспетчером в Париже.
Катада недоуменно посмотрел на незнакомца:
— Я не понимаю, что это значит, но, поверь, быть потомком рабов вовсе не позорно. Нет короля, который не был бы рабом среди своих предков, и нет раба, который не был бы королем среди своих.
— Прекрасное изречение, малыш, но должен тебе сказать, что мой прадед был сборщиком налогов в Пуэнт-а-Питр, а дедушка торговал кровяной колбасой. Если они и были в рабстве, то лишь у своих супруг, у парочки весьма замечательных женщин, моих предков по женской линии!
Мальчик удивленно завертел головой, как пингвин, оказавшийся на Антилах.
— Я сейчас охочусь, — сказал он наконец, желая вернуться к более знакомой теме. — Я оторвался от взрослых, чтобы выследить суффли.
С этими словами он воинственно взмахнул своей длинной охотничьей палкой.
— Кого-кого? Суфле?
— Ну да. Я его видел где-то там. Боюсь, что улетит.
И верно, суфле — дело рискованное. Чем выше оно вздымается, тем больше у него шансов взлететь на воздух.
— А ты что тут делаешь? — спросил мальчик.
— Я?.. Скажи, ты не видел здесь женщину?
— Женщину?
— Ну да, женщину — они похожи на нас, только без усов, — пояснил француз, который никогда не сталкивался с полицейской дамой в Орли. — Я ищу белую женщину с темными, очень короткими волосами… и в бикини.
— Не трудись мне ее описывать. В этих местах женщин нет. А что такое бикини?
— Женский купальник.
— А что такое купальник?
— Ну, как тебе объяснить… Ладно, скажу для краткости: она почти голая. Это слово, «голая», тебе понятно?
— Голая женщина? Ну, если такая и есть где-нибудь в нашей округе, то она наверняка попадется в лапы к Ак-симу! — воскликнул мальчик, расхохотавшись. — Он их чует за сто километров. Прямо как коз!
У него были красивые зубы и очаровательная ямочка на щеке.