Девочка-мечта
Шрифт:
– Стас, ты чего тут сидишь? – вздрогнул я от голоса теть Зины, но голову не поднял. Боялся, что…не знаю, боялся, что смогу не справиться со своим поражением.
И мне было так мучительно стыдно. За желание понравится недостойной меня девушке. За то, что бросил отца ради тупой, чванливой бабы. За то, что продался Толмацкому, вопреки логике, но ради пустышки. А еще мне было стыдно за свою любовь.
Нашел кого любить! А то мать моя не была мне уроком…
Я просто феерический идиот!
Но теперь все! На хрен это! Больше никаких
Поднялся на ноги, приобнял тетку и только потом прокаркал, обезображенным обидой голосом.
– Я тут с детством прощался, а ты мне помешала.
– А-а-а…а я уж думала, что-то случилось, – ближе прислонилась ко мне женщина.
– Ничего не случилось, теть Зин. Ничего сверхъестественного. Просто школа закончилась, и я наконец-то узнал, что Деда Мороза не существует, – говорил беспечно, а сам корчился от душевной боли.
Почти навынос. Почти всмятку. Почти до тошноты.
От ужина отказался. А потом, сняв с себя грязные и мокрые тряпки прямиком прошел в комнату, схватил свой дневник и планомерно изодрал его на куски. Я думал, что однажды отдам его ей, чтобы она прочла, чтобы увидела, кем является для меня, но теперь она увидит только одно.
Что она все равно что пыль под моими ногами!
Наглотался сполна. Больше не надо. А любовь? Ну что же, придется ей сдохнуть внутри меня. Не захочет сама, так я ей помогу. Благо, девок на свете предостаточно. Так что, через время я еще посмеюсь над собой и своей одержимостью той, на кого даже смотреть не стоило, не то, что разменивать города. Безумец!
Но, несмотря на все решения, принятые с вечера, утром пришлось себя буквально отскабливать с кровати. Я весь был сплошная боль во плоти. Что изнутри, что снаружи – одинаково. Двигался как зомби, задыхаясь на ходу. Периодически приходилось замирать на месте, переживая очередную вспышку тупой, мучительной агонии. Через минуту отпускало, чтобы опять накрыть через время и растереть мои мозги в порошок. Жесть, но я должен был через это пройти.
Из дома уехал на такси, чтобы захватить по дороге Сажину. На ней было шикарное платье ниже колен, скрывающее ссадины, и изящная прическа с белыми лентами.
– Круто выглядишь, – прошелестел я.
– Да? Правда? Я это платье сама сшила. Деньги на материал и кружево еще с прошлого года откладывала. Листовки на районе расклеивала, – засмущалась и аккуратно расправила складки юбки, садясь в такси.
– Угу, – кивнул я, совершенно не вникая в смысл того, что она сказала.
И казалось, что я уже не живу, а просто заживо сгниваю, источая вокруг себя смрад разочарования.
– Может поговорим, Стас? Легче станет, – после затянувшегося молчания, все-таки спросила Таня.
– Не станет, – почти грубо обрубил я девчонку, а потом уже мягче добавил, – просто сделай вид, что мы вместе. Ладно?
– Сучка, – мстительно прошипела девчонка.
– Кто именно? – безучастно уточнил я.
– Да обе! Но, если у Рябовой вся
– Ты видела, да? – прохрипел я и скривился от очередной вспышки боли, пронзившей полудохлое сердце.
– Видела, конечно! Я за соседним столиком сидела. Прямо концерт по заявкам «Колокольчик» с Толмацкой в главной роли. Зрители рукоплескали, – мстительно шипела Сажина.
– М-м-м…ну, как ты там говорила? Жизнь ее накажет…
– Обязательно накажет, – фыркнула подруга и участливо сжала мою ладонь.
На этой ноте мы и прибыли к школьным воротам «Золотой Лиги». Выгрузились, переглянулись с Сажиной, и она сама переплела наши пальцы, кивая в сторону входа.
Конечно, наше появление произвело фурор. Да и что говорить, мое сердце металось в груди как одержимое, пока глаза отыскивали ту, кто загнала меня в тиски этой адовой пытки. Но ее не было. Ни на крыльце, где нас с презрением окинул тот самый Хан. Ни в просторном холле, где с открытым ртом на нас смотрела Рябова. Ни даже в актовом зале, где на нас смотрели все, кому не лень. И головой я не крутил, только тихо переговаривался с Сажиной, усиленно делая вид, что у меня все хорошо.
А потом она появилась на сцене, ее голос звучал громко и мне казалось, что каждое ее слово раз за разом протыкает мое, уже бездыханное, сердце грязным, тупым тесаком. Но и тогда я не поднял головы, только стискивал тонкие, холодные пальцы Таньки и молился Богу, чтобы все это наконец-таки закончилось. И это случилось!
А дальше нас погнали на выход, чтобы отвести на пароход, где должна была произойти прощальная школьная вечеринка. И, черт возьми, как хорошо, что все экзамены я сдал еще в досрочный тур. Как знал. Как чувствовал, что придется бежать.
– Я не хочу туда ехать, – прижалась ко мне Танька.
– Я тоже. Может тогда свалим отсюда, м-м? – и в ответ мне девчонка тут же радостно закивала.
И мы уж было под шумок двинули из школьного холла, как нас окружила толпа. Рябова, Седых, Тимашов, Шумов, Хан и другие мажоры. Они смотрели на нас как коршуны, требуя нашей крови и зрелищ.
– Хэй, Гордеев, а твоя новая девчонка в курсе, что еще на днях ты целовался с Толмацкой, писал ей любовные письма со стихами и звал на свидание? – хищно улыбаясь, завел шарманку Седых.
– В курсе, – спокойно ответил я, – моя девушка знает, что на Толмацкую был просто тупой спор, завалить шутки ради. А потом Таня ответила мне взаимностью, и я съехал с дистанции. Ради нее. Ради любви.
Обнял Сажину и, прежде чем покинуть школьные стены, чуть повернул голову и как в омут с головой.
Но не дрогнул, даже осознавая то, что Она все слышала. Просто усмехнулся и пожал плечами, смотря в Её лживые голубые глаза, еще даже не догадываясь, что следующая наша с Толмацкой встреча будет через долгие пять лет.