Девочка-мечта

Коэн Даша

– Дала?

– Конечно дала! Пусть пишет, с меня не убудет, – и подмигнула мне со знанием дела.

Я тогда впервые почувствовала, что значит черная, выедающая душу, зависть. А потом и сильнейший стыд за то, что посмела позавидовать не просто человеку, а лучшей подруге. Мы же с ней дружили столько, сколько я себя помнила. Но, увы, вопреки всему, я все же почему-то в глубине души радовалась, что мы разъедемся после олимпиады и мне не придется любоваться на влюбленных голубков.

Оля плюс Стас. Вместе навсегда.

Невыносимая картинка!

А потом

номер спросили и у меня. Вот только я, в отличие от подруги, никому и ничего не дала. Пусть он был хоть в миллион раз красивее Бреда Питта и Леонардо Ди Каприо в одном флаконе, но я себя тоже же не на помойке нашла. Пришлось послать парня в дальние дали.

И знаете каков был итог? М-да. Оля не побрезговала, а потом и услужливо доложила, что Стас пригласил ее вечером пойти в кино. Пришлось благословить. А после слушать бесконечную трескотню как они смотрели какую-то жутко романтичную комедию, ели попкорн и держались за руки весь сеанс.

Психанула я тогда, конечно. Но это было где-то внутри себя. А внешне я пыталась задушить зависть и ревность на корню, вот только глупому девичьему сердцу трудно было раздавать приказы. Оно не слушалось. Совсем…

Да, вот такой я тогда была. Наивной шестнадцатилетней глупышкой, что влюбилась в неправильного парня. И как в омут с головой, зачем-то выспрашивая у отца, а не согласился ли тот самый мальчишка на щедрое спонсорское предложение.

– Не согласился. Гордый больно, – отчеканил отец и на том закончил.

И, знаете, я тогда верила, что чувства затихнут и пройдут. Ну, а как? Я видела его всего ничего, жалкую неделю. Но на деле же получилось так, что никак. Нет, нет, да всплывал образ с беззаботной белозубой улыбкой перед глазами, пока Оля в очередной раз делилась рассказами как до самой глубокой ночи она и тот самый Стас переписывались, а потом и договаривались о скорых встречах. И во всей этой истории меня утешала лишь одно – он из Питера, а мы в Москве.

Забудется.

Ага, аж три раза!

Наступило первое сентября, а с ним и последняя для меня парадная линейка в «Золотой Лиге». Именно тогда я поняла, что мир мой рушится и этого уже не остановить.

Стас Гордеев все-таки принял предложение моего отца и отныне стал учиться со мной в одной школе и, что хуже всего, в одном классе.

Вот только первым делом он не Олю, с которой вроде как все лето переписывался, взглядом облапал, а меня. И так на душе паршиво стало. И за себя, и за подругу. Видимо, ходок. Ну, а как иначе? Тогда и ребята из нашего класса к нему сразу сунулись. Думаю, там Тимашов больше всех воду мутил, потому что был по уши влюблен в Олю, которая его бросила еще в прошлом году, а тут такой занятный соперник прямо по курсу.

И вот тогда-то и начался мой персональный ад. Потому как уже на первом уроке Оля и Стас сидели вместе. Я же прямоходом потопала тогда к Димке Седых, мы с ним всегда хорошо ладили, но в последнее время стали отдаляться друг от друга. Почему? Ну, потому что мне казалось, что мальчишка хочет большего, чем я могу ему дать. И это меня напрягало.

– Ты не против,

если я с тобой сяду? – опустилась я на стул рядом с парнем.

– Да я только об этом и мечтаю, – разулыбался друг.

– Просто Оля с новеньким села, – попыталась объяснить я свой порыв.

– Это он к ней сел, – пожал плечами Димка и моё глупое сердце дрогнуло.

А потом вообще заметалось как безумное, стоило новенькому озвучить причину своего перевода в нашу школу. Оказывается, все это было из-за какой-то самой красивой девочки в стране. Только вот смотрел он тогда не на Олю, а на меня. И от этого наглого вранья я тогда злобно прищурилась, совершенно не понимая в какие игры играет этот мальчишка. Что, если родился симпатичным, так можно всем девчонкам головы дурить?

Решила тогда не быть дурой и не поддаваться на его пламенные взгляды, обольстительные улыбки и пылкие речи. Но как же это было сложно! И да, я попыталась достучаться до подруги, объяснить, что это ненормально, когда парень работает на два фронта. Но, казалось, ей было плевать.

– Да брось, Аришка, тебя куда-то не туда понесло, – отмахивалась Рябова.

– Но…он смотрел на меня, когда говорил о причине своего перевода!

– Вообще-то он перевелся сюда из-за меня. Ты знала? Он мне сегодня это на паре раз пять сказал. А летом ничего не говорил, потому что хотел мне сюрприз сделать. Да, сначала он отказывался от предложения твоего отца, но потом решил, что нам стоит продолжить общение. Я думаю, что Стас просто без ума от меня.

Вот только этот окрыленный любовью к Оле парень почему-то не упускал возможности и ко мне руки протянуть. То у кабинета физрука зажмет, то на уроке химии свои культяпки мне на ноги положит, расточая сладкие речи. А потом как гром среди ясного неба – он и Таня Сажина. Вот тогда я вообще ничего не поняла. И зря, ой, как зря…

– Оль, а это как понимать? – обвинительно указала я пальцем в сторону любвеобильного Гордеева, что вел нашу общую одноклассницу на выход из школы, нежно обнимая за плечи.

– Завтра с ним поговорю, – пробурчала Рябова, насупив брови.

И она, вроде как, и правда поговорила, и по ее словам Стас даже извинился перед ней. Сказал, что мол Таню обидели девочки с параллельного класса и ему стало так жаль бедняжку, что он не смог пройти мимо и не помочь. И это было очень похоже на правду, ибо Кристина Батурина взъелась на Таню почти с самого ее перевода. Поговаривали, что Хана не поделили. Но, по мне, так Сажиной было глубоко плевать на парня.

Вот только я все равно нет, нет, да замечала странные пламенные взгляды нового одноклассника. Особенно тогда, когда уроки физкультуры начали проходить в бассейне. И я его словно загривком чувствовала, а потом краснела от этого неприкрытого внимания к своей фигуре. Да, что уж говорить, сама частенько косила глаза и скользила взглядом по его крепким рукам, по стальному прессу, по длинным ногам. Сухой, словно вылепленный рукой безумца. И сердце, вопреки доводам рассудка, билось чаще, когда Стас Гордеев был в поле моего зрения.