Девочка на джипе (сборник)
Шрифт:
Безмолвно и медлительно они потянулись к выходу. Мимо крыльца, мимо гонявшего мяч Мартина, мимо задремавшей в кресле очаровательной москвички. Оба ощущали подступившую неведомую грусть. Перед калиткой Андрей Петрович обернулся, выдержал испытующий взгляд хозяина.
– Есть восточная притча, – сказал он со вздохом. – Конфуций застал как-то двух спорящих мальчиков, которые попросили его рассудить: кто из них прав. Первый говорил, что солнце ближе всего к Земле на восходе и закате. И приводил пример, что предметы с увеличением расстояния уменьшаются, – так это происходит со светилом, когда оно в зените. Второй же утверждал, что солнце именно в зените ближе всего к Земле, потому что в полдень становится нестерпимо жарким, а на зорях оно прохладнее. «Разве приближаясь к огню, мы не испытываем усиливающийся жар?» – спросил этот мальчик. Конфуций выслушал их и ничего не ответил. Оба заблуждаются. Оба по-своему правы …
– Да, родились в одном хуторе, учились в одной школе и работали вместе, а прожили по-разному! – заключил хозяин, напоследок пожимая руку. – Завтра, Андрюшка, увидимся. Когда поедешь к нотариусу решать свой вопрос, обязательно позвони мне!
На знакомом перекрестке Андрей Петрович свернул с трассы, надвое рассекающей райцентр. Желание увидеться с Мариной и разузнать об их дочери одолело все сомнения и былые обиды!
На том месте, где прежде в курене бабушки жили они с Мариной, небо подпирал замок, наполовину скрытый кирпичным забором. Сверху смотрел глазок видеокамеры. Неужели в этом доме живут Марина и его дочь?!
Он, сбиваясь с шага, приблизился к металлической двери и нажал на кнопку переговорного устройства. Весь обратившись в слух, ожидал, что сейчас отзовется Марина. Но в динамике щелкнуло, мужской голос промямлил нечленораздельно, с акцентом:
– Что хотели? Ну?
– Марину Сергеевну могу я видеть?
– Нет у нас такой!
Раздумывать было некогда. Неподалеку жила семья Самусенко. Михаил, помнилось, вёл физику, а жена, Тамара, кухарила в школьной столовой.
Андрей Петрович без труда нашел их домик, в котором бывал когда-то. Во дворе пожилая женщина граблями ворошила кучу золотистых кукурузных початков. Прокаливала на солнце. Она вопросительно замерла, когда напротив ворот остановился «жигуленок» и солидный водитель направился к палисаду.
– Не узнаете? Я в школе с вами работал, Бакланов. Муж дома?
– Заходите! Жарища неподобная… Мишенька! Гость к нам, – позвала, вытирая руки о фартук миловидная хозяйка. – Заодно и пообедаем!
– Только от стола, – улыбнулся Андрей Петрович, становясь в тень развесистой полувековой груши. – Я на минуту.
По деревянным ступенькам спустился не ухарь с богатырским развалом плеч, а по-мальчишески сухопарый грустноглазый старичок. Он признал гостя тотчас, приветливо бросил:
– С приездом, Андрей! Что привело?
– Хочу узнать, где теперь Марина. Моя бывшая жена.
Но отозвалась Тамара.
– Да как мужа похоронила, – сразу к дочке уехала. Сергей Митрич ее, даром что шоферил, а на все руки был мастер. Жалел Сергеевну…
– Понятно…
– От давления помер. А Наташка забрала мать в Ростов. Ох, и натурная она у вас! – покачала головой Тамара. – Смалочку своевольничала, а повзрослела и подавно! Некому было приструнить. А дорогу в жизни сама себе пробила! Была этой, как его… «челночницей». Потом замуж вышла за «крутого» богача, его посадили, а в тюряге укокошили… Наталья вместо него дела приняла. Плакала Сергеевна, отговаривала Наташку, да куда там! Та-акая отчаянная…. Неподобная! Теперь в Ростове депутатом от нашего района. Миллионерша! Частным банком заправляет и по сельскому хозяйству орудует. По телевизору на днях выступала.
– А Марина?
– Умненькая девочка, здесь она и училась, пока мать не забрала. До самого отъезда Сергеевна работала. Днями в классах, а ночами – за тетрадками. Цветы, как на выставку, разводила. Майорки и дубки от нее завела. И розы перенесла, когда чеченцы курень рушили… Отзывчивая была. Ветеранов опекала. А какая рукодельница! Красками картины рисовала… Не раз вспоминала о вас… Адресок ее у меня записан. Правда, в этом году открыток от нее почему-то не было. Сейчас я напишу вам…
Несмотря на все отговорки, Самусенко усадили бывшего коллегу за стол, раскололи спелый рубиновый арбуз. Как выяснилось, и физик уже второй год не преподавал.
– ЕГЭ – злоумышленная диверсия, – горячился Михаил, рубя по воздуху ладонью. – Нам навязали на погибель эту бабу-Ягу компьютерную! Кажется, элементарно просто: заучи и дай ответ. А на самом деле, школьников превратили в придаток машины. Оценка зависит не от мыслительных способностей, а от зубрежки. Это шоу, этот экзамен-представление практически не контролируем. Взятки из институтов переместились в районо. Об этом знают все! Стопроцентные баллы – в горных аулах. Кто в это поверит?
– В нашем крае учатся тысячи студентов из республик. В основном, они ведут себя уважительно. Но как-то весной, в Страстную пятницу, юные джигиты устроили свои ритуальные пляски возле Казанского собора…
– Спишем на молодость. И будем надеяться на… толерантность, – печально произнес Михаил и спохватился. – Погоди, кое-что прочту!
И принес из дома исписанный лист. Водрузил на переносицу массивные очки.
– Недаром предупреждал Макс Вебер: «О своем учителе американский юноша имеет вполне определенное представление: за деньги моего отца он продает мне свои знания и методические принципы, точно так же, как торговка овощами продает моей матери капусту». Узнаешь концепцию господ Фурсенко и Ливанова? У нас искореняется само понятие «учитель», утвердившееся еще при Ушинском.
– Его «переформатируют» в торговца знаниями, – подтвердил Андрей Петрович. – Бедный русский язык…
– А нравственная миссия? В школе забыта духовность. Вещественное мировоззрение. Избиения учителей старшеклассниками. Слава богу, мы не доработали до такого позора… Школа начинается с дисциплины, которую отвергли в угоду богатым маменькам и папенькам.
– Оно, и учителя пошли не те, – возразила Тамара. – Со своими старшеклассниками в связь вступают… Что в университетах, то и в школах…
Беседа, захватившая Андрея Петровича, прервалась некстати: Михаила вызвал сосед помочь перенести мебель. Старые приятели обнялись. А хозяйка, завернув в бумагу пирожков с картошкой, сунула их в руки гостя и проводила до машины.
– Сдал Миша за лето. И курит, как паровоз, – жаловалась Тамара. – Спасибо, что заехали. Хоть отвлекли! Будете писать Сергеевне, привет передайте. Считай, всю жизнь соседствовали. А ведь мне она как-то намекнула, что забыть вас не может. Так, значит, полюбила когда-то…