Девочка (не) Джеймса Бонда
Шрифт:
– Так, может, и про нас кино снимут? – обрадовался Плетнёв.
– Это вряд ли, – без улыбки ответил ему советник президента. – Возвращаясь к нашим делам… я, в принципе не против. Но Рухама права: нужно эту девочку Анну дублером брать. На всякий пожарный.
– Она ничего не умеет и не знает, – возразил Стальной.
– Еще лучше, – улыбнулся советник президента. – В таких вопросах иногда невинность срабатывает лучше, чем профессиональные навыки. Меньше подозрений вызовет. Будьте гибче, Стальной. Сейчас такие времена настали, что дилетанты справляются лучше, чем профессионалы. И не только
– Так, может быть, снимете меня с должности координатора операции и назначите кого-нибудь с улицы? – осведомился Стальной.
В кабинете повисла напряжённая тишина. Генерал Плетнёв нервно сглотнул и потянулся за минералкой. Рухама насмешливо прошептала:
– Упс!
Ее коллега, сидящий рядом, уткнулся в телефон, деликатно опустив глаза. Остальные присутствующие старательно изучали офисную мебель. И только Стальной внимательно смотрел на советника президента.
– Нужно будет – снимем, – сухо ответил советник.
Он неторопливо встал, дошел до двери, взялся за ручку, но на пороге обернулся и добавил:
– Ваша главная беда, Никита Ильич, в том что вы плохо знаете историю. Еще товарищ Сталин говорил, что незаменимых нет, – он вышел, громко хлопнув дверью.
4 глава. Танк и нецелованная дурочка
Участники совещания потянулись к выходу. Рухама задержалась, собирая фотографии и документы на столе. Стальной не сдвинулся с места, внимательно глядя на нее и ожидая, пока все разойдутся. Коллеги осторожно обходили их, бросая любопытные взгляды. Когда кабинет опустел, Стальной одним прыжком вскочил на ноги и молниеносно оказался возле Рухамы.
– Ах! – громко вскрикнула она, старательно изображая испуг.
– Не ломай комедию, милая, – попросил Стальной, нависая над ней.
– Согласна. Давай будем ломать мебель, как тогда, в Париже, пятнадцать лет назад, помнишь? – страстным шепотом проворковала она, села на стол и обхватила его ногами.
При этом взгляд ее оставался жёстким и колючим.
– Чего ты хочешь? – Стальной обхватил ее за талию и погладил идеальной формы колени.
– Ты о чем? – невинно осведомилась она, запустив руку ему под рубашку.
– Зачем тебе эта девочка?
Рухама отодвинулась от него и положила ногу на ногу.
– Ох тебя и зацепило, Стальной, – насмешливо пропела она. – Седина в бороду, бес в позвонки?
– В ребро, – автоматически поправил ее Стальной.
– В ребро – это извращение, – улыбнулась она, сверля его злым взглядом.
Она не простила тебя, Стальной. Не простила. И ее можно понять. Ты был единственным, с кем она не играла. И именно ты стал ее самым большим разочарованием. Можно соврать. Сказать, что дело не в девочке, а в том, что нет времени для экспериментов и ерунды. Потому что слишком многое на кону. Но зачем? Она видит тебя насквозь. Она – единственная женщина, которая понимает тебя даже лучше, чем ты сам понимаешь себя. Поэтому врать бесполезно, угрожать бессмысленно, пугать смешно. Значит, нужно просто попросить. По-человечески. В их профессии, где все врут каждую минуту из чувства долга, искренность ценится дороже золота.
– Просто отпусти ее, Рухама. Прошу тебя!
Она замерла, удивленно глядя на него. И вдруг в ее глазах мелькнула такая боль, что она даже постарела на пять лет, как минимум.
– Отпустить? – хриплым шепотом спросила она и резко встала, отвернувшись к окну. – Отпустить? – прошептала она снова.
Повернулась лицом к Стальному, подошла вплотную, приподнялась на цыпочки, заглядывая в глаза, и горько выдохнула:
– А что же ты меня не отпустил тогда, пятнадцать лет назад? Нас с тобой не отпустил? Единственный раз в жизни я хотела всё бросить. Уйти на покой, завести маленький домик, родить детей. С тобой, Стальной, с тобой, – она стукнула его кулаком в грудь. – А ты мне тогда сказал: "Страна на первом месте!" А через пять лет у тебя появилась Яна, и ей ты так не говорил. Ей ты сказал, что она на первом месте. Почему, Стальной? Чем я хуже?
Как можно ей объяснить, что Яна научила его существовать с женщиной в одном пространстве? А ведь он о многом не догадывался.
Не догадывался, что когда она лежит рядом с ним в постели, он должен сначала убрать ее длинные и роскошные волосы с подушки, и лишь потом обнять. Чтобы не наступить локтем и не причинить ей боль.
Не догадывался, что когда у нее эти дни, ее нужно обнимать и кормить сладостями, потому что ей плохо. Ведь когда Стальному плохо, то лучше к нему не подходить. И это сразу видно по его нецензурному выражению лица.
Не догадывался, что если она истерит и плачет, то не потому, что она – стерва. А потому, что она таким образом просит о помощи. Она всё может сама, но ей важно, чтобы рядом был большой и сильный мужик, который подойдет и скажет: " Я сам!"
Она научила Стального читать женщину, как открытую книгу. Те, кто говорят, что женщина – это тайна, просто не знают женского алфавита. У них ведь всё написано на лице. Только нужно всмотреться. Женщины не знают, чего они хотят. Им не обязательно знать. Для этого женщинам и нужен мужчина. Чтобы вовремя предугадывал все их желания и немедленно исполнял.
– Молчишь, Стальной? Тебе нечего сказать?
– Яна умирала, Рухама, – тихо выдохнул Стальной. – Я сказал ей это перед смертью, чтобы она ушла спокойно.
– Врешь! – вскинулась Рухама, ее глаза полыхнули ненавистью. – Ты бы сказал ей это и так. Ей, а не мне! Интересно, что ты говоришь этой малолетней дурочке? Как ты ее оберегаешь! Аж трясешься. И это при том, что стоит на кону. Если заставить Амина Аль-Ваффу быть сговорчивее, то он может надавить на кого нужно, провести сложную многоходовку и снять с России часть международных санкций, которые душат твою страну. И что делаешь ты? Не желаешь пожертвовать одной писюхой.
Стальной присел на край стола и устало закрыл глаза. Рухама была права по сути. Европейцы не меньше России были заинтересованы в снятии или хотя бы послаблении санкций, так как устали делать бизнес с Россией с черного хода. Но внешне следовало соблюдать приличия, и, главное, конвенции, в которые, как в ловушку, европейцы сами себя и поймали. Иногда со стороны казалось, что оранжевые революции и бунты начинались с такой мелочи, что выглядели случайностью. И только контора Стального знала за сколько лет до этого были продуманы такие мелочи и какой сложный план стоит за этой случайностью.