Девочка по имени Смерть

Усачева Елена Александровна

Русичка - полная, «заранее» утомленная, - проходит она между рядами парт, поворачиваясь боком. Велела всем писать сочинение и устроилась за столом, смотрит в окно. Коготкову не повезло - он сидит напротив училки, та то и дело принимается сверлить его нехорошим взглядом. А зачем на него смотреть, когда мыслей у него - никаких.

–  Коготков, ты почему у соседки списываешь?
– вздохнула учительница.
– Ее будущее? Так она женой чьей-то станет, детей рожать будет. И ты вслед за ней?

Все с облегчением засмеялись.

–  Пулейкин,

а ты почему расслабился?
– не выпускала ситуацию из-под контроля русичка.
– Жизнь свою надо уже сейчас планировать.

–  Предсказатель я, что ли?
– Думать о глобальном Юрке не хотелось.
– Как я могу знать, кем буду!

–  Никто от вас не ждет предсказаний! Просто поразмышляйте! Большие уже, скоро вам профессию выбирать, а у вас в голове ветер.

Ученики вновь задумались, сильнее нажимая на ручки.

Пулейкин взлохматил свои буйные вихры, надеясь, что приток воздуха к голове даст положительный результат. Поставил в конце своего предложения еще две точки. Получилось многозначительно.

Он бы, наверное, поставил еще точек десять (кто даже такую мелочь может заранее предсказать?), но тут дверь класса открылась, и вошел директор.

–  Алевтина Ивановна, не помешаю?

Класс грохнул - все встали с мест, принялись активно изучать сочинения друг друга, поэтому не сразу заметили, что вместе с Иваном Васильевичем в класс просочился кто-то еще. Невысокая девушка в черном, с косыми плечами, в платье, ухитрилась бесшумно скользнуть к первой парте, опереться на нее маленькой ручкой и застыть. Лицо печальное, смотрит в пол.

–  Вот, седьмой класс, принимайте новенькую, - обреченно вздохнул директор.
– Анна Леонова, приехала к нам из Франции.

–  Француженка, что ли?
– привстал Митька Емцов и первым попал под холодный пронзительный взгляд новенькой.

–  Ее родители работали в Алансоне. Ну, кто читал Дюма? Помните, у него был такой герой - герцог Алансонский?

–  Герцогиня, что ли?
– «тормознул» Митька.

–  В этом вы сами разберетесь. Осваивайся, Аня.

И директор ушел. Вот тогда-то они и разглядели новенькую. Она мышкой проскреблась по ряду парт, села на свободное место.

–  Тебе там будет удобно?
– растерянно спросила Алевтина Ивановна.

Новенькая застыла, в упор глядя на учительницу.

–  Мне будет удобно, - ответила она через долгие десять секунд, упирая на слово «будет».

–  А что вы проходили по русскому? У себя… там? Или у вас другие дисциплины преподавали?

–  Не волнуйтесь, я догоню.

Она положила на стол белый лист бумаги и взяла ручку.

–  А тетрадки у тебя нет?
– Алевтина Ивановна бочком начала пробираться к парте новенькой.

–  Писать в тетради на первой странице - дурная примета, - ровным голосом выдала Аня.
– Я пишу на листах. Если хотите, буду их сшивать.

–  Нитками, что ли?
– бараном уперся в свои вопросы Емцов.

Аня вновь долго сверлила его взглядом и вдруг крутанула лежавший перед ней лист.

Митька смутился, опустил глаза и быстро-быстро вычеркнул последнее предложение в своем творении.

–  Заканчиваем работу!
– хлопнула в ладоши Алевтина Ивановна и пояснила для Ани: - Мы сочинение пишем. Ты пока посиди. Хочешь, дам тебе книжку почитать?

–  Еще десять минут до звонка, - подала голос новенькая и взглянула на доску.
– Можно я тоже напишу, кем стану в будущем?

–  Ну, пиши, - по-царски разрешила ей учительница.

И новенькая начала строчить на листке. Словно будущее ей заранее выдали при рождении - спустился к ней ангел с пергаментом под мышкой, а в нем все-все написано, чтобы человек потом не мучился с определением своего места под солнцем.

* * *

–  Что же ты там делала, в своей Андалузии?
– насели на новенькую мальчишки, как только все вырвались на перемену.

Они разминались, готовые напасть на неказистую одноклассницу. Сейчас они устроят ей перекрестный допрос с пристрастием! Ох, она у них порыдает! Ее было даже не жалко. Одета убого, несимпатичная, глаза какие-то водянистые, заметно хромает, пишет на листах! Хочешь выпендриться? Получай!

–  Алансон, - поправила Леонова.
– Я там родилась.

–  И что?
– выказал Емцов презрение к незнакомому городу. Хотя, раз его имя носили герцоги, наследники престола, городок, наверное, не так уж и плох. Есть в нем что-то…

–  И все.
– В лице новенькой не было заметно ни испуга, ни волнения. Говорит спокойно, даже как будто с некоторым превосходством.
– Кстати, не ходи на физкультуру, - обратилась она к Митьке.

–  С чего это вдруг?
– напрягся Емцов.

–  Не ходи.

Митька хохотнул и отошел в сторону. Высокий, крепкий, ценил он в школе один предмет - физру. С чего это вдруг ему на урок не ходить?

Но с момента получения этого неожиданного совета у него все стало как-то странно валиться из рук и являть некое несоответствие действий с желаемым результатом. Спортивные штаны оказались порваны, футболка была грязной, в кедах развязался один шнурок, и Митька споткнулся на разминке. А во время игры в футбол он заработал хороший ушиб колена. Кто ему врезал - парень не заметил. Толпа игроков налетела на него и схлынула, оставив на асфальте извивавшегося от боли Емцова.

«Скорую» учителя вызывать не стали. Юрка с Владом предложили дотащить приятеля до дома. Емцов стонал и охал. Когда он наступал на ногу, боль простреливала по всему его телу, застревала в позвоночнике. Перебинтованное колено не гнулось.

–  Это все та горгона жидковолосая, - шипел Митька, обвисая на руках приятелей.
– Ты видел, какие у нее глаза? Сглазила меня, дура хромоногая!

–  При чем здесь это?
– пыхтел Влад.
– Обыкновенная игра была, как всегда. Подставился ты, вот тебе по колену и врезали. Медсестра сказала, пройдет.