Девочка по имени Смерть

Усачева Елена Александровна

–  Ага, пройдет!
– выл Емцов, то и дело останавливаясь.
– Ты чего, не слышал, как она мне советовала на физру не идти? Сама же все и подстроила. Черт, черт, черт! Она меня инвалидом оставит!

–  Случайность, - прошептал Юрка. Хотя ни в какую случайность он не верил.
– Поймаем ее, поколотим, она нам все расскажет.

–  Что же рассказывать, если случайность?
– Последнее слово Митька буквально проблеял. Веселее никому от этого не стало. Выглядел Емцов очень плохо.

–  Ну, ладно!
– Влад

остановился передохнуть.
– Пока ты будешь дома сидеть, мы все выясним. И если что - сами разберемся.

Дома Митька отлеживался недолго. Его распирала жажда справедливости и мести. Что такое?! Какая-то кривоногая и криворукая дура будет ему жизнь портить! Рентген, перевязки, мази, процедуры - и через три дня он прихромал в школу… чтобы в очередной раз взвыть от ярости.

* * *

Что-то за это время произошло. Что-то неуловимое. Класс разделился. Раньше все они колыхались эдаким равнодушным болотцем, без разграничения на «своих» и «чужих». А теперь словно красную черту в воздухе провели - все девчонки были с новенькой. Они дружно ходили за ней толпой, заглядывали в ее бесцветные глаза, ловили ее слова, высказываемые ее хрипловатым голосом.

–  Чего случилось?
– спросил Емцов у притихших друзей.

–  Ничего, - отвернулся к левому окну Влад.

–  Ничего, - отвернулся к правому окну Юрка.

–  Это что такое, я спрашиваю?!
– Митька ткнул пальцем в шушукавшихся у первой парты девчонок.

–  Это они на картах гадают - кого вызовут, а кого нет.

–  И как?

–  Все совпадает.

–  И кого?

–  Сейчас поймешь.

Шебуршание смолкло, потом что-то сказала Анька, и девчонки вновь загомонили. Группка распалась. Девчонки потекли к своим партам. Кто-то это делал очень быстро: усаживался, доставал учебник и начинал шумно перелистывать страницы. Остальные с любопытством оглядывали класс, сочувственно смотрели на парней.

–  Видал?
– Юрка потянул из рюкзака учебник - только что он получил с десяток насмешливых взглядов. В другом конце класса двоечник Андрюха Коготков тянул на одной ноте:

–  Дай учебник! Ну чего, тебе жалко, да? Тебя же не спросят. Ну, дай учебник!

–  О! Емцов! Как нога?
– В класс ворвался учитель истории, Дмитрий Степанович. Резко закрыл за собой дверь. Резко повернулся к классу: - Почему ты молчишь?

Забыв о боли, Митька выбрался в проход.

–  Можно я урок отвечу?

–  А ты готов?
– историк сверкнул белозубой улыбкой из-под усов.

–  Нет, но я все равно хочу, - искренне признался Емцов.

–  Да ты погоди, - учитель попытался остановить рвущегося в бой Митьку.
– Давай лучше… - он быстро взглянул в журнал, - Коготкова послушаем. Он давно мечтает двойку исправить.

–  Не мечтаю я, - нехотя поднялся Андрюха, которому так и не дали учебник.
– Могу и других пропустить вперед.

–  Спросите меня.
– Митька дохромал до доски, по пути опираясь на парты одноклассников.

–  О чем же ты хочешь нам рассказать?

Емцов попытался восстановить в памяти насмерть убитые кластеры с информацией по истории. Что-то там было с Иваном Грозным и Смутным временем… Кажется, на Русь кто-то напал…

–  О том, как наши против врагов воевали. И победили, - выдал Митька, суровым взглядом окидывая притихших одноклассников. Ни дать ни взять - князь Пожарский перед походом.

–  Ага, - растерянно пробормотал Дмитрий Степанович, вновь уткнувшись в журнал.
– Про войну хочешь рассказать?

Митька специально не смотрел на новенькую. Вот взглянет он на нее, а она от его взгляда моментально испепелится!

–  И про войну тоже.

–  А я разве про войну задавал?
– Учитель попытался выглядеть строгим, вроде сам сейчас на войну пойдет.

–  Культура и быт семнадцатого века, - торжественно пропела Васька Вербицкая.

–  Вот давай, Василиса, и иди к доске, - обрадовался историк.
– А ты, Митя, послушай… Я тебя в следующий раз спрошу.

–  Обещаете?
– воинственно поджал губы Митька.

–  Конечно, конечно…

Емцов похромал обратно. В спину ему летела уверенная дробь Васькиных слов - после предупреждения Аньки она успела подготовиться.

–  И так - третий день подряд, - прокомментировал Влад.

–  И вы терпите?!
– возмутился Митька.

–  А что тут терпеть?
– Юрка пульнул бумажным шариком в ногу возвращавшейся после блестящего ответа Ваське.
– Удобно.

–  Да ни фига не удобно - зависеть от какой-то лохматой кукушки! А если она соврет, ты будешь выглядеть дураком!

–  Почему это соврет? Она всегда правду говорит, - вздохнул Пулейкин.

А на следующем уроке он и сам нарвался на предсказание.

Шла занудная химия. Рука Юрки с зажатым в ней карандашом непроизвольно потянулась к Аньке-Андалузии. У нее же такая спина: не ткнул ее карандашом - считай, день прожил зря. Прямая, как струна. И словно бы такая же железная, как рельса.

Не железная, как выяснилось.

От укола Андалузия дернулась, повернулась. Взгляд пронзительный. Глаза бесцветные.

–  А я что?
– сразу ушел в защиту Юрка. Карандаша в его руке уже нет, плечами пожимает - никто, мол, ее не трогал. Ей все показалось!

–  Пулейкин, - мрачно изрекла Леонова, взгляд не отвела. До самых мозгов просверлила Юрку своими буравчиками-зрачками.
– Ты бы лучше к урокам готовился, тебя сейчас химичка спросит!

Вот ведь черт!

Юрка засуетился, понимая, что все равно ничего не успеет, пропал он.

–  Пулейкин, - вызвала его Людмила Петровна.
– Ты чего прячешься? Выходи!