Девочка Прасковья

Лимонов Анатолий Иванович

— Здорово! Так им и

надо! Пусть сами поджарятся, будут знать, как других мучить! — это я опять

встрял в рассказ.

— Все это произошло на

глазах собравшейся толпы. Христиане еще более укрепились в вере, часть

язычников обратилась к Иисусу Христу, а самые лютые и непокорные злодеи стали

требовать от начальника, чтобы он велел умертвить непокорную девушку. Волнения

в народе стали нарастать. Судья испугался бунта. Он был растерян от своего

бессилия перед

лицом истинной веры Христовой, так как не смог победить даже

юной хрупкой девчонки. В панике военачальник приказал убить узницу. В тот

момент, когда Параскеве отсекли голову, некоторые из христиан услышали голос с

небес: «Радуйтесь, праведники, так как венчается мученица Параскева!» Позже они

с благоговением схоронили тело святой Пятницы… Такая вот история.

— Да, Паша, хорошая у

тебя покровительница! — сказал я. — А о моем Георгии ты что-нибудь знаешь?

— Конечно! — живо

отозвалась Прасковья, осматривая изжарившиеся грибы. — У них с Параскевой много

общего. Хотя бы то, что они пострадали за нашу веру православную и стали

великомучениками!

— Завтра расскажешь?

— Хорошо! — согласилась

Пашка и, виновато улыбнувшись, добавила. — А теперь давай поужинаем! Есть так

хочется…

— Да, ты права! —

оживился я и тоже поглядел на свой прут-шампур. — А грибочки-то классные

получились! Какой запах! М-м-м!

— Это, наверно, от того,

что мы не пустословили, когда их приготовляли! — улыбнулась девчонка, пересаживаясь на другой пенек подальше от огня. — Да, так здорово пахнут!

Никогда еще таких не ела!

Мы ужинали молча и с

большим аппетитом. Обжигались, дули на грибы, вдыхали их чудесные ароматы, от

которых сладко кружилась голова. И мне почему-то все казалось, что где-то рядом

за кустами стоит прекрасная Пятница и смотрит на нас, улыбаясь и благословляя

своей изящной ручкой. От этого на душе становилось как-то тепло и радостно.

Хотелось и плакать, и смеяться одновременно. А порой, взглядывая через

сиреневую дымку затухающего костра на свою спутницу, я представлял, будто она

не кто иная, как сама Параскева: такая добрая, красивая, неунывающая… И я в

те мгновения давал себе зарок: стараться больше никогда не обижать эту девчонку

ни словом, ни делом…

Мы плотно поужинали.

Впервые за двое суток! Жаль только запить было нечем… вблизи костра было

тепло и весело. Мы точно отгородились им от всего тревожного мира, нас

окружающего, как гоголевский Хома Брут обезопасил себя кругом от адской

нечисти. Невысокое пламя освещало лишь поляну, а что творилось за ее пределами

в глухой чаще — нам уже было неведомо. Комары, боясь дыма, нас совсем не

донимали. Я предложил спать по очереди, чтобы не погасить костра и держать

ситуацию под контролем. Пашка согласилась. Видя, как она уже почти засыпает, я

предложил ей лечь первой. Девчонка с удовольствием устроилась на лежанке, прислонившись спиной к толстому стволу поваленной сосны. Я прикрыл ее ветками и

уселся на дежурство. Мой ночной дозор длился долго. Видя, как сладко спит моя

утомленная спутница, я так ни разу и не решился ее разбудить. За эту короткую

летнюю ночь я, однако, обдумал много разных мыслей и вспомнил немало прошедших

событий. Перед глазами снова проплывали и наша подготовка к Египту, и то, как я

угодил в этот ставший бесконечным уральский круиз, и мое отношение к Пашке…

Невольно я вновь и вновь возвращался домой. Как там мои родители? Как тетя

Клава? Ведь нас еще не нашли, и близкие продолжают волноваться. Я давал себе

установку на завтра: обязательно добраться до гор и запалить там такой

кострище, чтоб сбежались к нему все живые существа, обитающие в этом районе

Урала! Потом я стал вспоминать Пашкины рассказы о ее бабушке, о Досифее, о

Параскеве-Пятнице… И какая-то сладостная печаль разливалась по всему моему

телу. Какое-то время я смотрел на лицо своей спутницы, такое чистое, умиротворенное, с розовыми щечками и подрагивающими ресницами, на которых

играли алые блики костра. Потом мне очень захотелось дотронуться до косичек.

«Ведь я никогда не дергал девочек за косички! — усмехнулся я. — Ведь сейчас их

почти никто не носит!» Волосы Прасковьи были упруги и шелковисты, искрились

голубым огнем. Какое чудо, что я оказался рядом с этой сказочной феей! Пожалуй, ради таких мгновений все это мое уральское путешествие было не напрасным. И

почему же я, ослепленный своей гордыней и высокоумием, невзлюбил эту

таинственную девчонку? Наверно, мне просто не нравилось, что есть рядом кто-то

еще, такой же свободный и непонятный, как и я. Этого нельзя было потерпеть! Мне

так и не удалось унизить и покорить своей воле эту девчонку. Она оказалась выше

меня и сильнее. Сильнее своей волей, своей верой, своими слабостями… Похоже, как языческие боги не устояли перед Параскевой, так и я пал перед своей

Пятницей. И как же хорошо, что теперь мы подружились, и надо сделать все, чтобы

завоевать истинное уважение и, если возможно, то и любовь этой странной и

славной девчонки!

Постепенно мои мысли

окончательно запутались, и я начал клевать носом. Ближе к утру, плюнув на свой

дозор, я забросил в костер несколько крепких коряг и пристроился на лежанке