Девочка с перчиками

Вильмонт Екатерина Николаевна

— А может, продать к чертям, ей деньги наверняка нужнее?

— Тима, опомнись, что ты говоришь! Как ты можешь это решать? И под каким предлогом ты ей эти деньги отдал бы, скажи на милость?

— Да, тоже верно. Но не могу же я, мама, выполнить то, чего требует Олег? С какой стати и по какому праву я мог бы подарить ей это баснословно дорогое кольцо? Бред сумасшедшего! И вообще, что это за идея, почему я должен плясать под дудку покойника? Из-за его наследства? Да пошел он к черту со своим наследством! И без него проживу прекраснейшим образом!

Как тебе это нравится — он заранее решил, что я должен загладить его вину перед Яной и с того света дергает меня за ниточки, как паршивую марионетку! Или он полагал, что я на все пойду, чтобы кроме своей доли наследства прикарманить еще и Янину? И эта идея, что дом пять лет нельзя продавать! Какое его дело, что она захочет сделать с его наследством? Знаешь, мама, это, может быть, самое горькое разочарование в моей жизни — твой брат!

— Что ты говоришь, Тима! Нельзя так о покойнике!

— А покойнику можно вот так играть судьбами живых людей?

— Тимочка, но ведь он это от любви…

— От какой любви? К кому?

— Как к кому? К Яне, конечно!

— По-твоему это любовь? — вне себя заорал Тимофей. — Это жалкая трусость старого педофила! Я еще могу понять, что он испугался шантажа ее мамаши, слинял за кордон, кому охота садиться в нашу тюрьму за растление малолетних! Но почему же он слинял по-тихому, ничего ей не сказал, попросту, как говорится, поматросил и бросил? На какую жизнь он ее обрек? И вдруг на смертном одре его осеняет роскошная идея — а оставлю-ка я ей побрякушки и домик с перчиками, как красиво! Как трогательно!

— Тима, погоди, но он ведь давно стал покупать ей эти украшения, сам же говорил… А это значит, он все эти годы ее помнил и любил…

— Так оставил бы ей все наследство или хотя бы большие деньги! Но нет, в этом же нету игры, это неинтересно, кто знает, не приберет ли его денежки к рукам ее муж или хахаль… Зато побрякушки прибрал к рукам жуликоватый ювелир! Он, мама, не о Яне вовсе думал, а о том, чтобы выглядеть красиво после смерти! Гадость какая! А ведь я с самого начала чувствовал, что не хочу ввязываться в эту историю… но теперь я завяз по самые уши… — Он стукнул кулаком по столу.

— Тима! — поморщилась Ольга Варламовна.

— Извини, мама, но меня это просто бесит!

— Знаешь, Тима, я попробую дать тебе совет…

— Ну, попробуй! — с вызовом ответил Тимофей.

— Думаю, тебе стоит сказать Яне всю правду.

— Какую правду? Что Олег сбрендил на старости лет? Что это не любовь, а хрен знает что?

— Не кричи! А я, кажется, поняла, от чего тебя так колбасит!

— Что? — Тимофей даже поперхнулся. Меньше всего он ожидал услышать от матери это жаргонное словечко.

А Ольга Варламовна усмехнулась и заявила:

— Именно! Тебя колбасит и плющит больше всего от ревности!

— От какой еще ревности, черт побери? — взревел он.

— Ты ревнуешь Яну к Олегу. Все элементарно, мой мальчик.

— Что за чушь!

— Не чушь, Тимоша! Ты любишь эту женщину.

— Оставь, мама, — как-то сник Тимофей. — Объясни лучше, какую правду я должен ей сказать?

— Всю правду. Что кольцо от Олега. Ну и что ты ее любишь. И посмотришь, что больше ее взволнует. Уверена, что твое признание.

— Да не могу я ей в любви признаваться, мама! Не могу!

— Почему?

— Потому что она женщина моего лучшего друга, все проще простого!

— До чего же вы, мужчины, примитивные существа! Признаться женщине в любви вовсе не означает, что надо немедленно валить ее в койку!

— Мама, где ты набралась этих выражений?

Ольга Варламовна молча ткнула пальцем в телевизор.

— О господи, все это очень мило, но что же мне-то ей подарить? — предпочел сменить тему Тимофей. — Все-таки день рождения.

Ольга Варламовна с усмешкой глянула на сына.

— Боишься, что рядом с кольцом Олега любой подарок померкнет?

— Для нее? Вот уж не думаю. Ей эти цацки по фигу!

— Тогда подари ей сумку, у нее сумка старенькая… — решительно посоветовала Ольга Варламовна.

— Сумку? Но какую? — он вспомнил несметное количество сумок у Юльки.

— Хорошую, дорогую, но все же не настолько, чтобы тебя выгнали, если Арношка ее сожрет.

Он вдруг рассмеялся, обнял мать и прошептал:

— Мамочка, я тебя обожаю!

На следующий день он ушел с работы пораньше и поехал в магазин, где неоднократно бывал с женой.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — немедленно устремилась к нему элегантная немолодая продавщица.

— О да! Мне нужна сумка в подарок.

— Отлично! Какие предпочтения у вашей дамы?

— Не знаю, но только что-то не вычурное. Скромное, но элегантное.

— Цвет?

— Ну не знаю. Черный, наверное…

— Сколько лет даме?

— Около тридцати.

— Может быть, клатч?

— А это что за зверь? — не понял Тимофей.

— Вот это клатч, — улыбнулась продавщица.

— Но сюда же ничего не влезет!

— Простите мою нескромность, это подарок жене, любимой женщине, просто знакомой?

Тимофея бросило в пот.

— Я поняла, любимой женщине, — тонко улыбнулась продавщица. — Ко дню рождения?

— Да.

— Пожалуй, я вам предложу… вот это! Думаю, вам подойдет.

Она достала большую элегантную коробку, из коробки не менее элегантный бархатный мешок, а из мешка небольшую сумку-клатч, при виде которой Тимофей хлопнул в ладоши и воскликнул:

— О! Это то, что надо!

Сумка была тусклого светло-коричневого цвета без всяких украшений, очень скромная на вид, однако с первого взгляда было понятно — это вещь высокого класса.

— Крокодил?

— Это молодой крокодил, потрогайте, какая мягкая кожа.

— О да! Я ее беру!

— У вас безупречный вкус!

— Да? А мне много лет внушали, что у меня совсем нет вкуса! — радостно засмеялся Тимофей.

Женщина окинула его оценивающим взглядом, вполне поняла ситуацию и с легкой улыбкой заметила: