Девочка с персиками
Шрифт:
Проходя мимо Фолькстеатра, я внимательно осмотрел афиши. На всех фотографиях сцен из спектаклей и на портретах актеров внизу стоял копирайт – Џ Strau?-Wagner…
Будилов из варшавского вагона не вышел. Он из него выпал. Вместе с Будиловым из вагона вывалились его картины, которые он с собою привез.
– А где Карин? – спросил он, опасливо озираясь по сторонам.
– Она ждет тебя дома.
– Это далеко? – поинтересовался Будилов.
– На Терезианумгассе – минут за десять дойдем.
Будилов
Норвегии, чтобы заработать денег.
– Буду играть на Марияхильферштрассе, – заявил он. – Там можно играть?
– Наверное, можно.
– У меня еще есть полбутылки водки, хочешь глоток?
– Давай!
Пока я пил из бутылки, Будилов прилег на асфальт.
– Ты что, собираешься здесь спать?
– Устал с дороги. Хочется полежать.
– Вставай, полежишь у Карин.
Я с трудом взвалил пьяного Будилова на плечи и, матерясь, поволок его по венским улицам вдоль Бельведера вместе с картинами и гармонью навстречу его новой судьбе.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Непредвиденные трудности. Юра выдает себя за психиатра.
К подготовке предстоящего мероприятия я подошел с лихорадочным энтузиазмом. Прежде всего, я пообещал Клавдии все, что она от меня хотела. Кучу перформансов, кучу голых поэтов и поэтесс, слайд-шоу, видео-показы, прочее. И, разумеется, голого лондонского психиатра
Карла Йенсена…
Конечно, у меня был подсознательный страх, что Йенсен может не согласиться, но я его в себе сознательно подавил. Мой страх имел под собой основания. Год назад, когда мы делали фестиваль в лондонском
Ай-Си-Эй, Карл Йенсен был ведущим британским специалистом по наркотикам, но у него еще не было теплого профессорского места в
Новой Зеландии, в сказочной далекой стране, где много солнца, девушек и диких обезьян.
В итоге сбылись самые худшие ожидания – Йенсен лететь в Вену отказывался. Мне нужно было сообщить об этом Клавдии. Я чувствовал, что это ее убьет, поскольку она уже пообещала Йенсена своему руководству. Им всем хотелось увидеть голого психиатра. Мы делили шкурку неубитого кролика, которого я пообещал вытащить из рукава.
Я был в отчаянии. В данной игре я определенным образом блефовал.
Мой блеф не удался. Но я был не виноват. Во всем был виноват
Гадаски. Это он подорвал устои лондонского клуба голых поэтов. Он женился и лег на дно. Он ничего не делал. Это он не смог уговорить
Йенсена, поскольку это был его контакт. А, может быть, он Йенсену и не звонил.
Все дело в том, что Йенсен был бывшим бой-френдом Габи – нынешней благоверной супруги Гадаски. Это она его тогда нам сосватала. Но затем мерзавец Гадаски нагло отшил Йенсена и женился на Габи. Тут я мог понять Йенсена. Ведь люди в своем поведении по-прежнему руководствуются элементарными убеждениями дикаря: если ты украл чужую жену – это благо,
Проклятье! От ярости я был готов даже сам себя укусить! Как все в этой жизни ужасно запутано! И это все накануне генерального уточнения деталей, встречи с техническим персоналом, ди-джеями и дамой из пресс-офиса! Что я им скажу? Где я возьму им психиатра?
Может быть, надо позвонить в психбольницу Штайнхоф? Попросить их об экстренной помощи? Меня, скорее всего, могут понять неправильно.
После бессонной ночи и бесплодных раздумий я пошел прогуляться, оказавшись вскорости, неожиданно для себя, перед рестораном "Кент".
Мысль позавтракать пришла сама по себе. Я толкнул дверь, прошел через смрадную кухню, сеть коридоров, зал и оказался в уже знакомом мне внутреннем дворике. Там, у фонтана, уплетал кусок свежего турецкого хлеба Юра.
– Привет! – окликнул его я.
– А, это ты, Владимир, – обрадовался он. – Присаживайся сюда.
Я подсел к фонтану.
– Что нового? – вежливо поинтересовался Юра.
– Приехал художник Будилов. Привез кучу картин. Если хочешь, можешь что-то купить. Он продает их недорого.
– Я не покупаю картин, – резко оборвал меня Юра. – И вообще я сейчас ничего не покупаю. Я не играю в карты уже несколько месяцев.
Оформил себе социальное пособие. Его мне хватает лишь на еду и оплату квартиры.
– Понятно, – протянул я. – Но тогда ты просто можешь с ним познакомиться.
– Просто познакомиться я с ним, конечно, могу, – без особого энтузиазма кивнул он. – Но с большим интересом я бы познакомился с какой-нибудь бабой…
– Я бы познакомил тебя с Клавой из Бургтеатра, у нее охуительно возбудительные глаза. Она косая, но вполне ебабельная…
– Хорошее слово. Я никогда его не слышал! Это что ли от "бабы" -
"ебабельная", "неебабельная"? Супер! Сам придумал?
– Наверное. А вообще, тебе надо поехать в Россию, пообщаться с народом, пополнить свой словарный запас.
– Денег нет. Разве что попросить у мамы? Но она не даст. На
Россию не даст. Здесь при посольстве есть клуб "Родина", созданный специально для эмигрантов еще при Советском Союзе и явно с подачи
КГБ. У его председательницы сын поехал в Москву. Мечтал всю жизнь поехать. И его там убили. Просто так, на улице. Пырнули ножом и все.
Нет, в Россию ехать опасно… Лучше познакомь меня с косоглазой!
– Боюсь, не смогу.
– Почему?
– Не те отношения.
– А в чем дело?
– Ты понимаешь, я готовлю ночь голых поэтов в казино на
Шварценбергплац. Пригласил массу достойных литераторов. А она хочет еще голого психиатра! У нас в Лондоне был голый психиатр. Так получилось. Был, а теперь нет. А ей подавай психиатра…
– Голый психиатр – это хорошо!
– А кто говорит, что плохо? Но его нет. Был, а теперь нет!