Девочка-яд
Шрифт:
Она же так близко!
Смотрю на ее лицо и внутри меня будто бы фейерверки бомбят. Она – как магнит. И тело мое словно живет своей собственной жизнью, вектор только один и он четко указывает в ее сторону.
Яся, девочка моя…
Только бы простила, дурака. Только бы позволила все исправить.
Потянул на себя градусник, ругнулся. Снова под сорок!
Сходил за стаканом воды и присел рядом, в тысячный раз зависая на ее красоте. Теперь я знал, что такое любовь. Человек, которому ты отдал свое сердце становится для тебя твоим персональным солнцем, и ты вращаешься вокруг него
Все не важно, только бы моя Яся и дальше светила для меня и согревала своим светом.
Протянул руку и осторожно потряс ее за плечо. Нет реакции, по нулям. Пришлось сделать это сильнее, а потом и еще немного. Приоткрыла левый глаз, скривилась, затем открыла правый, потянула на себя одеяло.
– Надо выпить жаропонижающее, – протянул я ей стаканчик с таблеткой и воду.
– Аверин…ты что тут забыл? У-уходи! – сипит мстительно.
– Выпей и уйду, – сжал я челюсти, наблюдая, как быстро она выполняет то, что мне нужно.
– Все, теперь проваливай, – хмурит губы и отворачивается.
– Есть хочешь? – спросил я спустя некоторую паузу.
– Я хочу, чтобы ты свалил отсюда! Что непонятного? – руки на груди сложила, и я вижу, как в ярости заалели ее скулы.
Молча встал и вышел из комнаты. Прошел на кухню, пошарил по шкафчикам и холодильнику. Очевидно, словил пустоту и потопал в прихожую, чтобы одеться и обуться. Спустился на первый этаж и начал гуглить, что есть рядом по продуктам питания. Нашел в соседнем доме очень неплохой ресторан и уже спустя двадцать минут выходил оттуда с порцией наваристого куриного бульона.
Вернулся в квартиру, достал упаковку с супом и двинул к ней. Сидит, привалившись к спинке кровати и пялится в телевизор без звука. Глаза красные, а ресницы мокрые.
Пинок в живот. Сильно.
Подошел ближе и поставил стаканчик на прикроватную тумбу, сложил руки в замок, а потом взял градусник и молча передал ей. Как в немом кино, честно слово.
Приняла и тут же сунула его себе под подмышку. А я чувствую, как у меня все внутри поскрипывает и жалобно стонет. И я бы хотел озвучить ей сейчас все то, что написал в том дурацком письме, которое теперь она уже никогда не получит, но не могу. Словно знаю, что ни одно слово не будет для нее веским или правильным. Но попытаться я был обязан.
– Яся, – говорю и она вздрагивает, а потом достает градусник, смотрит на него, тычет мне и шипит змеей.
– Вот, тридцать семь и четыре. Все со мной зашибись. Ясно тебе? Уходи!
– Давай поговорим.
– Общение? О, хочешь я тебе объясню на понятном для тебя языке, окей? Так вот, Аверин, общение – это как секс. Нужно вызвать желание у человека этим с тобой заниматься. Все остальное – насилие.
– Окей, не общайся. Хотя бы меня послушай. Я не спал с той девчонкой, я вообще ни с кем кроме тебя не спал с самого декабря. Я налажал, по-крупному, но я хочу все исправить. Хотя бы дай мне попытаться сделать это.
– О, как чудесно. То, есть, это не считается, если мои руки побывают у какого-то парня в штанах, так? Я могу сказать, что просто налажала и дело в шляпе, правильно ли я тебя понимаю, Аверин?
–
– Зачем ты мне тогда звонил? В тот день, когда я улетела в Китай, м-м? – и этот вопрос как разрывной патрон бьет мне прямо в сердце. В ее глазах я вижу свой приговор.
Я могу ей соврать, но я не имею на это никакого права.
– Что же ты молчишь? Ты же так хотел поговорить! Отвечай, что ты хотел мне тогда сказать? Трахнуть меня как будто ничего не было или может вообще послать в закат? Это ты считаешь нормой? Что именно я должна прощать? Первое – неуважение, второе – просто свинство. О, просто убирайся отсюда! Это все грязь, и я не хочу пачкаться этим. Пусть это будет только твоя жизнь, мне такого счастья не надо.
Глаза в глаза, и я понимаю, что сегодня диалога не будет. Искра, еще одна, но запала нет. Чтобы я ей не сказал, она для меня не вспыхнет. Все гаснет. И во мне тоже. Ее слова – как стрелы и попадают они точно в цель. Встаю на ноги, киваю ей, а потом на тумбу, где стоит еда.
– Это суп, поешь, пожалуйста.
И ухожу, ловя в спину:
– Ключи оставь!
Ничего не отвечаю, только стискиваю в кармане связку и молча выхожу из квартиры. Звоню Светлане, отчитываюсь как есть, она обещает приехать ближе к вечеру, благодарит меня, но больше ничего не спрашивает. А что? Тут и так все понятно – нас больше нет. Есть я, который на ощупь бредет в темноте и она, которая гасит малейший луч моей надежды.
На первую пару не успел, зашел на вторую. Отсидел все, не проронив даже слова. Парни знали, что дела мои – дрянь, поэтому даже не пробовали лезть ко мне с лишними вопросами. После заехал домой, взял кое-что из своих вещей и зубную щетку, заехал в супермаркет и скупил половину ассортимента, дальше в ресторан за готовой едой, а потом опять двинул туда, где меня даже не ждут.
В квартире стояла абсолютная тишина. Зашел, померил температуру, вышел. Молча. Смотрит коршуном, что-то ворчит. К вечеру опять начинает температурить. Сбиваю, помогает плохо. Заглядываю в куцый гардероб, выуживаю новую пижаму.
– Надо переодеться, Ясь, эта влажная.
Берет при мне телефон и звонит Светлане.
– О, мама, здравствуй! А скажи-ка мне, родная моя, какого черта у Аверина появились ключи от моей квартиры? – последние слова она чуть ли не кричит, – Мама? Что значит позже объяснишь? Когда ты приедешь? Мама? – недоуменно смотрит на трубку и бормочет, – Сбросила.
– Хватит истерить, – смотрю я на нее и вновь протягиваю ей пижаму. Выхожу, а спустя пятнадцать минут возвращаюсь, но уже с очередной порцией легкого бульона.
Послушалась и переоделась.
Ставлю еду на столик у окна, потом возвращаюсь и тут же подхватываю ее на руки. Визжит, что-то пыжится сказать, но ее хватает только на мстительное:
– Ты…ты…
Усаживаю в кресло и начинаю флегматично менять постельное.
– Ешь, – тоном, не допускающим возражений, чеканю я, а потом заканчиваю и покидаю ее спальню.
Вот и все. Не хочет говорить? Ну ничего, подождем, а потом опять пойдем штурмовать неприступную крепость. Достал из сумки ноут и засел за учебу, чуть позже убрал ее посуду, померил температуру. Уже лучше и жаропонижающее давать не стал.