Девочка-яд
Шрифт:
Вылетела из столовой, наскоро нацепила пуховик и нахлобучила шапку, подхватила сумку и пулей выпорхнула из дома, чувствуя, как оголтело разрывается в заднем кармане джинс телефон. Кирилл не из терпеливых.
– Привет! – отсалютовала я, заныривая в прогретый салон его ауди.
– Копуша, – пробухтел друг и вырулил в сторону института.
– Не без этого, – согласно выдохнула я и отвернулась, смотря на малопривлекательный унылый пейзаж за окном.
До самого института мы молчим и слушаем музыку, грустную и тягучую, как и это ноябрьское утро. Кир паркуется у института,
– Опять как туча грозовая? – первым нарушает молчание парень.
– Что? Это я от тебя заражаюсь, Кир. Хватит уже страдать по своей Марте, хватит! Ясно? Лучше бы Зотову на свидание пригласил, она на тебя уже с весны смотрит как на божество.
– Не хочу я Зотову, – вздыхает друг и поджимает губы.
– Ну тогда смирись, что твоя Марта кроме тебя периодически хочет еще кого-то. Делов-то, – пожала я плечами, хотя от всей души сочувствовала другу.
– Я не знаю, что делать, – грустно тянет Кир.
– Если не получается забыть – переключись на другую, – философски изрекаю я, хотя сама же и не чувствую толка в своих словах.
– Наверное, ты права. Но только не на Зотову, – и где-то тут мы начинаем смеяться, как два болвана, а потом я прижимаюсь к его плечу и ободряюще сжимаю его руку.
– Прямо по курсу охотник. Видишь? – киваю я на замершую в отдалении бывшую Евсеева.
– Вижу. Она до сих пор думает, что я бросил ее из-за тебя. А то, что она была на вписке у Климова, а потом и у Сотникова – это ерунда, шалость. Где логика? Я не понимаю. Черт, до сих пор в ушах звенят их хвалебные отзывы о ее постельном мастерстве. Жесть!
– Что она тут делает?
– Меня выслеживает, а я вот, нехороший мальчик, за твоей юбкой прячусь, – поворачивается ко мне и подмигивает, растягивая губы в улыбке, только вот в глазах веселья нет, там только больная, абсурдная одержимость девушкой, которая не достойна такого как Евсеев.
– Все, Кир, забудь. И идем на пары, а то опоздаем.
Выходим из машины и спешно направляемся в сторону входа в родной Альма-матер. Марта не подходит, но в цвет за моей спиной обсуждает какую-то девицу легкого поведения. Речь нецензурная. И я понимаю, что разговор обо мне, но никак не реагирую и тихо шлепаю друга по плечу, чтобы и тот не поддавался на провокации. Надо быть выше.
– Прости, Яра! Она не в себе, – извиняется за бывшую Кир.
– Да плевать мне на твою Марту, пусть болтает, – отмахиваюсь и качаю головой.
Наставила рога Евсееву, а виновата я? Согласна, так легче жить в мире с самой собой и со своей неразборчивостью. Такая же, как и Он.
От этой шальной мысли тут же резко, одним махом весь кислород покинул легкие. Ненавижу его. Ненавижу мысли о нем. Ненавижу себя за то, что позволила ему наполнить свой разум ненужными и уже опостылевшими воспоминаниями. Прикусываю щеку изнутри. Сильно. Это помогает и отрезвляет.
Все прошло. Когда-нибудь все покроется тленом. Когда-нибудь…
Входим в просторный холл института, раздеваемся и сдаем куртки в гардероб, а потом киваем друг другу и разбредаемся каждый по своим аудиториям.
Время течет преступно медленно. Пара словно резиновая,
– Без Аньки скучно, – бормочет Евсеев.
– Угу, – согласно киваю я и осторожно потягиваю горячий чай. Думаю о том, что надо было бы взять себе кофе, но тут же прогоняю эту мысль. Что-то я в последнее время не люблю этот напиток, у него привкус прошлого, наполненного враньем и запахом кедра и пачули.
Еще две пары перетерпеть и домой, а там можно спрятаться под подушкой и представить, что все, что произошло – это не за правду.
Последний час тянется особо долго. Лекция, какая-то до жути нудная. И я в который раз изменила своей привычке и уселась не на первый ряд, а на последний. Тут мне как-то легче дышится, не так спирает грудь от всей этой дождливой осенней тоски.
Но не сегодня.
Верещагин начал встречаться с Пуговкиной и теперь они активно обмениваются слюной в любое удобное для них время. Так и сейчас. Пока лектор что-то разжевывает и активно пишет на доске, эти двое предаются безудержной страсти на ряд ниже и наискосок от меня. Раньше я бы только брезгливо скривилась и отвернулась бы, но сейчас…
Не знаю.
Я, будто бы пребывая в трансе, зависаю на разглядывании этих двоих. На том, как рука Верещагина сжала и потянула светлые пряди на затылке Пуговкиной, как она выгнулась в его сторону, и, кажется, тихо застонала. Я вижу, как другая рука парня скользнула змеей под кофточку девушки, хозяйничая там и делая, совершенно точно, бесстыдные вещи.
Как и Он когда-то делал это со мной.
Поясницу тут же окатило кипятком, а щеки залило жаром стыда. Отвернулась. Досадливо зажмурилась, чувствуя, как заметалось сердце в груди.
Стыдно.
Зачем позволила? Теперь жалею.
«Слава Богу, что я, в отличие от тебя, папа, не замарался».
Кто еще тут замарался?
Снова кидаю взгляд на парочку влюбленных. Не знаю почему это делаю, просто глаза смотрят, а мозг анализирует информацию. Теперь Пуговкина сидит немного в пол оборота, и я отчетливо вижу ее лицо. Она наслаждается, тем, как Верещагин целует ее в шею и всю тискает в своих руках.
Наслаждалась ли я, когда была с Ним? Да? Нет? Ведь, надо отдать Ему должное – он мастерски знал, что и как делать. Пожевала губу и снова отвернулась. Фыркнула.
Если уж и наслаждалась, то уж точно не самим процессом и уж явно не тем, что это был Он. Нет, нет, и еще раз нет! Я смогла хоть немного утереть ему нос – только в этом и есть мое наслаждение.
Ненавижу! И сама будто бы тону в этой ненависти…
Глава 28
POV Ярослава
Еще один серый, обезличенный день проходит сквозь меня и оседает огромными хлопьями пепла на внутренности, укрывает их своеобразным одеялом. Мне бы в спячку, как медведю, чтобы потом, весной проснуться. А сейчас я сама ходячая осень во плоти. Еще и Львов опять со своими тупыми подкатами выводит мою и так расшатанную хандрой психику в состояние натянутой струны.