Девочка-яд

Коэн Даша

– Твоя бабушка по материнской линии умерла от рака, спустя год после рождения единственной дочери – твоей мамы. Когда Юле только исполнилось восемнадцать заболел онкологией и ее отец. Не на кого было оставлять бизнес. Мне тогда было под тридцать, я работал как проклятый и было совершенно некогда искать себе жену, хотя и хотелось уже остепениться. Детей хотелось. А Юля была молодая, красивая и веселая. Спустя девять месяцев после свадьбы появился ты и все, вроде бы было хорошо, ну или мне так тогда казалось. Хотя знаешь, первые несколько лет я на ее закидоны просто внимания не обращал. Мой отец отошел от дел и проблемы сразу двух огромных корпораций легли на мои плечи. Да и у тебя всегда были первоклассные няньки и воспитатели, что уж там. Так что, неожиданные исчезновения

Юли не казались мне чем-то преступным. Только когда тебе исполнилось пять я понял, что все запущено настолько, что уже нечего спасать. Я её тогда поймал с поличным. Она позвонила мне и попросила вытащить ее из полиции. Села пьяная за руль. И не одна, а со своим этим любимым и расчудесным Раковым. И уже потом я узнал, что он у нее на плотном содержании еще до нашей свадьбы был. Где она его такого вцепила? Ума не приложу. Типа свободный художник. И он присосался к ней как клещ, а она свято верила, что любит его. Стабильно раз в три месяца она к нему от меня уходила, но как только заканчивались бабки, возвращалась обратно. Для всех же эти походы «налево» прикрывались модным словом «детокс» на различных курортах. После одного такого загула она явилась беременная. То, что там не мой ребенок я знал сразу, по понятным причинам. Я думаю, тебе не надо их объяснять. Всю беременность Юля себя не берегла и прикладывалась к бутылке, объясняя это тем, что я не даю ей свободно дышать. В свое оправдание скажу, что я ее пытался лечить, но каждый раз она сбегала и по новой уходила на дно со своим обожаемым Раковым. Парадоксально, но я хотел развестись с ней и она, наверное, тоже, но ей постоянно что-то мешало. Я вечно что-то был ей должен, и я на это соглашался, только вот планка то и дело повышалась, а документы о расторжении брака она так и не подписала. Все боялась, что я заберу у нее Раду.

– А за меня она не боялась? – малодушно спросил я и зажмурился.

– Нет, не боялась, – рубанул ответом отец, – на тебя она никогда не претендовала. Ей нужна была Рада, щедрое ежемесячное содержание, двухуровневая квартира в центре Москвы, парочка дорогих автомобилей и выставка картин для Ракова. Это все, чего она хотела.

Перевожу на понятный и удобоваримый язык – я реально был ей не нужен, она никогда меня не любила. Никогда. И сердце в груди работает на износ, будто перекачивает не кровь, а переваренный клейстер. Но я, несмотря на все это, хотел услышать историю до конца.

– Что случилось в тот октябрь? – выдавил я из себя.

– Раду должны были везти в Израиль на лечение, ей ставили атрофию зрительного нерва, что приводит к полнейшей слепоте. Но Юля не села в самолет, а опять ушла в загул с Раковым. Ее вытащили из какого-то притона, сообщили мне, и я дал приказ везти ее домой. Дальше, пока ехал на Рублевку, она обрывала мне телефон и вопила, что я не имею права диктовать ей правила жизни, что она в гробу меня видала и вообще не собирается больше терпеть весь тот Ад, в который она попала по моей милости. Все, что ее в тот день интересовало – это как можно быстрее оказаться со своим любовником-недоноском. Они отмечали какую-то там годовщину собственного знакомства. Еще спустя полчаса я узнал, что она все-таки села в машину вместе с Радой, не справилась с управлением и разбилась. Черт, она так торопилась, что даже в детское кресло ребенка не посадила. Может быть, это спасло бы Раде жизнь, а так…

Разрозненные кусочки пазла вдруг четко и быстро встали на свои места в моей голове. Она же и вправду никогда не любила меня. Я ей был не нужен. Ни слова нежности, ни капли ласки. Ведь никогда этого не было, а я все искал ей оправдания. Она же как-то сказала, что ненавидит мое имя и я решил, что буду сокращать его, лишь бы мама улыбалась. Я тогда подумал, что это не касается меня в целом, а теперь понятно, что это не так…

Повернулся к отцу и замер, разглядывая его виноватое лицо. Смотрел долго, а потом спросил:

– Ты любил ее?

– Нет, – ответил мой родитель и я только кивнул, уважая его предельную честность в этот момент.

Что-ж, ему повезло.

А затем я покинул и этот кабинет, и здание в целом,

делая для себя однозначные и жесткие выводы. Я понял, что со вторым таким предательством жить не хочу. И не буду. Одиночеству угрожать не сможет никто…

Глава 65

POV Ян

Стены моей городской квартиры оглушают звенящей, кладбищенской тишиной. Как доехал сюда? Не помню. Вероятно, на полнейшем автопилоте. Где-то по пути к тачке на телефон запоздало посыпались сообщения от отца:

«Не садись за руль, сын».

«Вызови такси».

«Если захочешь поговорить, только дай знать и я буду рядом».

Спасибо, уже поговорил. На всю оставшуюся жизнь хватило. Только вот припозднился папаня со своими признаниями, на целых шесть лет. А теперь что мне делать с этой правдой? В какой серной кислоте мне ее нужно переварить, чтобы она наконец-то усвоилась в моих обманутых мозгах.

Жизнь. Такая затейница и сказочница. Стерва гребаная!

Прошел в свою просторную гостиную и огляделся. Вот она пресловутая родительская любовь – бабки, бабки и еще раз бабки. Но, надо отдать отцу должное, он хотя бы так додумался выразить свою радость по поводу моего присутствия в его жизни.

А вот мать…а-а-а, к черту ее!

Поставил на стол пакет и бутылки внутри него жалобно и пронзительно взвизгнули. Как-то же надо лечить расшатанные нервы, да и по-другому я не умею. Достал одну и свинтил крышку, глубоко вдохнул, а потом и выдохнул. Уперся в стол тыльной стороной ладони и зашипел.

Больно. Муторно. Прогоркло.

«Ей нужна была Рада, щедрое ежемесячное содержание, двухуровневая квартира в центре Москвы, парочка дорогих автомобилей и выставка картин для Ракова. Это все, чего она хотела».

Как осознать то, что твоя жизнь долбанное индийское кино? Даже у пресловутых Гиты и Зиты драмы было меньше, чем у меня.

Сделал щедрый глоток. А потом еще один.

Прошел вглубь комнаты и завалился на диван. Включил телевизор, убрал звук и бездумно уставился в мелькающий разноцветными картинками экран.

Воспоминания. Они так тоскливо скребутся в дверь моего сознания. Уже не впервые, но только сейчас я вдруг обращаю на них свое внимание в полную силу. Все шесть лет я закрывал на них глаза, отмахивался как от назойливых мух и нещадно травил дихлофосом. Не помогло. Живучие твари.

Безрадостно усмехнулся и еще раз закинулся отвратительным пойлом. Горло обожгло, а в груди протяжно заныло что-то. Но вот только что? Вопрос…

Мне три года.

Мама так мало времени проводит со мной, а мне так нравится ее запах. Он резкий и тяжелый, но я не знаю ничего лучше, поэтому максимально хочу окружить себя им. Пробираюсь в ее гардеробную, нахожу какой-то сундук с блестящими сокровищами внутри и начинаю играть в пирата. Натащил туда все свои корабли и солдатиков. Было так весело. Но, увы, недолго. Мать так сильно орет на меня, хватает за ухо и со всей дури тыкает, словно котенка, в какую-то порванную мной тряпку и разбросанные по гардеробной «сокровища». Из комнаты она меня просто вышвыривает, а мои любимые игрушки прислуге приказывает сжечь в камине. Рыдаю от горя и обиды, ведь я еще совсем малыш. Но меня никто не утешает. Я сижу на коленях и совершенно не понимаю за что так сильно провинился. Ну теперь-то я знаю ответ на этот вопрос – я просто родился. Вот и все.

А потом воспоминания становятся и того хуже.

Я так часто был ею бит. За что? Да какая разница. Не там сел, не так встал, сильно громко плакал, слишком часто задавал глупые детские вопросы.

«Господи, как же ты надоел мне».

«Поди прочь. Не путайся под ногами».

«Какое отвратительное имя тебе дал твой отец! Ненавижу его. Ненавижу тебя! Как же я вас всех ненавижу!»

А я для нее из кожи вон лез, чтобы хоть одно доброе слово услышать. Рисовал ей какие-то картинки. Лепил разные фигурки из пластилина. Как-то даже бусы сделал из цветной бумаги. Все для нее. Для моей лучшей на свете мамы.