Девочки
Шрифт:
Мама приближается. Я жду ее. Лучше обернуться, когда она подойдет совсем близко. Пока я стою спиной. Предупреждаю ее:
— Я ударилась, но ничего страшного.
Как бы повернуться к ней так, чтобы это выглядело не слишком жутко?
— Не испугаешься? Нет?
Я предупреждаю ее в последний раз — надо поворачиваться.
А ведь она ответила мне «нет». Ведь сказала «ничего, покажись». Но когда она увидела… было еще хуже, чем со старшей сестрой. Она обмякла на перила с каким-то протяжным хрипом. Я вовремя ее удержала. Она
Начались вопросы: кто это сделал? Кто ударил меня?
Я объяснила ей про Кадера. И тут моя мама вздохнула — с облегчением.
— Тебе не надоело? — спросила она.
У нее вдруг стал измученный вид. Как будто это она бегала в мешке, а не я.
— Как же я от тебя устала, — сказала она.
И все.
Что же это — все имеют зуб на Кадера, кроме моей мамы? Кадеру, значит, можно подбить мне глаз? Другие родители встают на защиту своих детей, почему же нас никогда никто не защищает? Что ж тогда важно? Так и хочется ее спросить. Ему четырнадцать с половиной лет! А мне всего десять! Как это ничего страшного? Мне же еще и попадет теперь! Что тогда должно случиться, чтобы моя мама признала, что я не виновата?
Я не задала ни одного из этих вопросов.
Мама белая как мел. Она прилегла в своей комнате.
— А что я могла сделать? — спросила я Коринну, которая выдала мне по первое число вместо мамы.
— Если бы не нарывалась, не было бы синяка, — ответила она, разогревая запеканку.
Мама встать не смогла.
Я ее здорово напугала.
Ах, так? Можно подумать, это маме поставили фингал.
— Знаешь что? Кадер со мной дерется, потому что он тебя любит!
— Не в этом дело.
Ну вот, час от часу не легче!
— У тебя глаз болит, а у мамы болит в другом месте, — высказалась Жоржетта.
А эта куда лезет? Ей-то откуда знать, что у мамы болит?
Коринна с Жоржеттой согласилась.
Ну ладно! Если все думают, что у мамы фингал болит сильнее, чем у меня, что ж…
— Ну тогда африканскую косичку!
Я торгуюсь с мамой.
Она не хочет ничего слушать. Я сижу на кухне, лицом к будильнику, который опять поторапливает нас жирными красными цифрами. Жоржетта уже вытерпела заплетание кос. Коринне разрешается самой сооружать конский хвост с челкой-мостиком. Мама даже не отвечает мне: делает вид, что ей некогда. Она заплетает сначала правую косу. На самом деле мама сердится из-за моего синяка. Ей неприятно, что я буду с синяком на дне рождения тети.
— Тебе лучше сидеть в углу, — только что сказала она мне.
Это значит, что на дне рождения тети мне и повеселиться нельзя будет. Мой синяк не должен бросаться в глаза. И как, спрашивается, мне быть? Не могу же я весь день рождения поворачиваться профилем?
Ровный пробор и две косы — на все это у мамы ушло не больше двух минут. Она накрывает фольгой миску с зеленой фасолью. Если
— Это ты понесешь.
Она тычет мне пакетом в грудь. Мне остается только обхватить бутылки руками.
А мама уже открыла холодильник. Она достает оттуда еще одну миску, с фруктовым салатом.
— Коринна, это ты возьми.
Жоржетте она сует в руки запеченный паштет. Та хихикает.
Мама завязывает полотенце на чугунке с жарким. Будильник показывает 11:11.
Четыре одинаковых цифры. Когда так бывает, я загадываю желание. Мое желание — чтобы на день рождения тети Анжелы пришел крестный.
— Девочки, не заправляйте футболки в брюки.
Мама в последний раз смотрит, как мы одеты. Я тоже смотрю и вижу, что у нас одинаковые футболки. Жуть. Вид глупее некуда. Придем как инкубаторские в одинаковых футболках.
Мама-то хотела приодеть нас к двадцатилетию тети. Приодела, называется! Она решила ради такого случая купить нам всем по обновке. Сначала я радовалась, но скоро стало понятно, что ничего хорошего из этого не выйдет.
Коринна выбрала себе футболку с бегущей лошадкой в блестках. Она это обожает.
У ее подруги есть такая, с надписью «Диско» из синих блесток. Лошадка стоила не очень дорого, мама сказала: «Ладно». Жоржетта выбрала точно такую же.
Коринна почему-то не возразила…
Я долго искала что-нибудь для себя. Ничегошеньки не было в этом магазине. Ничего, что бы мне понравилось. Одни футболки с лошадками, собачками, кошечками. Маме надоело: сколько можно копаться? Я перебирала вешалки. Наконец, когда уже все вышли из терпения, я выбрала футболку с красным американским грузовиком. Ладно, сойдет…
— Я же говорю: мальчиком ей надо было родиться, — вздохнула мама.
Продавщица закивала. Мама могла бы и не откровенничать. С моим синячищем и так все понятно.
Нет. У нее не оказалось моего размера. Это была футболка «для ребят постарше».
Ну и что, я все равно хочу.
— Она будет на тебе как платье, — сказала мама.
А я хочу все равно хочу футболку «на 16 лет».
Нет, нет и нет. Маме надоело, что я всех задерживаю, она встала.
— Заверните еще одну такую же, как для двух других, на десять лет.
Мама и так сердилась на меня из-за синяка, я не стала «подбавлять». Продавщица на меня и не взглянула. Распоряжалась мама, она это поняла. И мы ушли с тремя одинаковыми футболками.
Теперь и старшая сестра была недовольна. Две одинаковых еще куда ни шло, но три — стыд, да и только.
— Вот видишь! Я же говорила, это плохой магазин! — сказала я ей по дороге.
Старшая сестра надулась.
Только Жоржетта была счастлива. У нее такая же футболка, как у нас! Она даже вынула ее из сумки, чтобы полюбоваться.