Девоншир
Шрифт:
— Почему? — спросил Ватсон.
— Я ей кое-что показал, — не стал вдаваться в подробности доктор Мортимер. — Кое-что такое, чего Стэплтон не мог, несмотря на всю свою силу. Так или иначе, она не пришла.
— Это мы знали и раньше, — сказал Ватсон.
— Но не сэр Чарльз. Видите ли, если бы Лаура просто не явилась, он не отказался бы от своего скверного намерения. Поэтому я решил его напугать. Дать ему, так сказать, наглядный урок, который открыл бы ему глаза на то, что его чувства, по сути, безумны…
— Мы полагаем
Алабастр чуть повернул голову, выражение его лица не сулило ничего хорошего. Кабанья голова по уши вжалась в стену.
— И что же именно вы сделали? — поспешно спросил Ватсон.
— Навёл морок. У нас, болотников, это неплохо получается, особенно в темноте и близ болот. Многие любят заманивать путников, дразня их видениями прекрасных женщин…
— И вы, — догадался Ватсон, — показали ему Лауру Лайонс?
— Именно так, — признал доктор Мортимер. — По моему плану, она должна была пройти сквозь калитку мимо опешившего сэра Чарльза по дорожке к дому, после чего растаять в воздухе. Как я рассчитывал, после подобного зрелища сэр Чарльз усомнится в собственном рассудке — и побежит ко мне советоваться. Я бы сказал ему, что его мечтания о Лауре вызвали эротический психоз, назначил бы лечение успокоительными средствами и категорически запретил бы ему даже думать об этом женщине. Через какое-то время страсть угасла бы сама… Беда была в том, что к тому моменту бедный сэр Чарльз и в самом деле был несколько не в себе.
— И что же он сделал? — Ватсону стало интересно.
— Он рванул за ней, как кобель за сук… как Орфей за Эвридикой, — на сей раз ложноклассическая метафора резанула Ватсону ухо сильнее, чем откровенная грубость. — Видимо, он был готов на всё. И проклятие его настигло. Почтенный сэр Чарльз на моих глазах превратился в огромного пса преотвратительного вида. Поверьте, зрелище не из приятных.
— А как же тело? — вдруг пришло в голову Ватсону. — Ведь труп сэра Чарльза видели многие люди. Кто-то же похоронен в семейном склепе?
Доктор Мортимер замолчал. Алабастр уставился на него весьма пристально.
— Мне не хотелось бы об этом говорить, — наконец, выдавил из себя доктор.
— А придётся, — предупредил обвинитель.
Мортимер упорно молчал.
— В таком случае, — принял решение Алабастр, — пора вызвать главного свидетеля по этому делу. Если доктор не возражает — поскольку речь идёт о человеческом духе.
— Хотя мы полагаем его в высшей степени недостойном этого звания, — осуждающе прогудел дух Баскервилей и оскалил клыки. Из кабаньей пасти дохнуло злой колодезной сыростью.
— Вы согласны? — обратился к Ватсону дракон.
— Вызывайте, — Ватсон пожал плечами. — Кстати, я его знаю?
— С определённой стороны, — невнятно выразился Алабастр и сделал руками непонятный жест.
Мир снова покачнулся, стены вздрогнули и поплыли. Когда
7
— Стэплтон! — вскричал Ватсон.
Тот, услышав своё имя, открыл глаза — чёрные, цвета протухшего яйца.
— Я мёртв, — без выражения сказал человек. — Зачем вы тревожите мертвеца?
— Нельзя ли его… привести в порядок, что-ли? — попросил Ватсон. — Мне не очень-то приятно смотреть на этого человека, а в таком виде он особенно отвратителен.
— Как вам будет угодно, — дракон сделал ещё одно движение.
Лицо и фигура Стэплтона изменились. Грязь и тина исчезли, лицо приобрело естественный цвет, глаза — тоже. Если бы не остановившийся взгляд, то злополучного натуралиста можно было бы принять за живого, хотя и несколько потрёпанного обстоятельствами.
— Назови своё имя или имена, — потребовал Алабастр.
— Стэплтон. Ванделер. Баскервиль, — сказал мертвец. — У меня много имён.
— Теперь назови имя силы, которой ты служишь, — Алабастр нетерпеливо щёлкнул пальцами.
— Вы не имеете власти надо мной, — попробовал было упорствовать Стэплтон, но дракон так впился в него взглядом, что тот пошатнулся.
— Твои боги тебе не помогут, — насмешливо сказал дракон. — Повинуйся! — он поднял зелёную лапу с изумрудом и начертил в воздухе какой-то знак.
Глаза трупа, и без того не радовавшие сменой выражений, окончательно застыли. Было видно, что дух, удерживаемый внутри временной оболочки, подавлен и подчинён.
— Я раб лоа Агве и лоа Симби, — прошептали бескровные губы Стэплтона. — Я имел силу от них и творил волшбу их именем.
Ватсон вытаращил глаза.
— Что? Волшба?
— Он занимался магией, и весьма успешно, — мрачно сказал доктор Мортимер. — Можно сказать, на профессиональном уровне. Наш хороший знакомый был адептом вуду, тайного африканского культа.
Ватсон затряс головой.
Нет, это какая-то ошибка. Стэплтон и африканский культ? Он конечно, негодяй, но я в жизни не встречал более прозаического человека.
— Похоже, вы слишком много общались с шарлатанами, — не удержался от колкости болотник. — Колдовство — практическое и даже прозаическое занятие. А этот мерзавец был сильным колдуном. Таких называют бокорами: они занимаются уловлением тел и душ. При помощи иголок и булавок.
— Постойте, — Ватсон сжал голову руками, пытаясь сосредоточиться. — Булавки? Я что-то читал об этом. Какое-то деревенское колдовство. Колдуны, делающие тряпичные куколки, изображающие жертв, и потом протыкающие их иглами, чтобы принести вред — это оно и есть?