Девушка без Бонда
Шрифт:
За Таней никто не следил, никто ее не удерживал. Она могла бы смешаться с толпой, обозревающей античный храм, а потом проникнуть в туристический автобус и через час оказаться в Афинах. А там – явиться в российское посольство, заявить, что потеряла паспорт, и попросить отправить ее на родину. Но… Ей нравилась троица французов. К тому же Садовникова не привыкла нарушать однажды данное слово – а она обещала им помочь. И еще – ей просто не хотелось возвращаться в Москву. Ей не давала покоя мысль: когда она доберется до Первопрестольной, как ее там встретят?
Вера Татьяны во всемогущество отчима пошатнулась. Ведь именно после звонка, который она сделала ему с необитаемого острова, началась самая ужасная пора в ее жизни.
Поэтому она даже решила не разговаривать с ним – лишь звякнула из телефона-автомата маме. Та немедленно разрыдалась, и у Тани сжалось сердце. Она в телеграфном стиле сообщила, что жива, здорова и попросила от ее имени оформить на работе отпуск за свой счет. Таня надеялась, что руководители агентства ценят ее и простят очередную выходку.
Наконец подошел день аукциона. Накануне вечером Жиль втолковал Татьяне ее задачу. Он ее убеждал, что лично она вообще ничем не рискует. На аукцион все четверо придут порознь, и сидеть она будет в стороне от сообщников, к похищаемым вещам даже не приблизится. Всего лишь поторгуется немного…
Единственное, что слегка встревожило Татьяну, – мимолетные взгляды, которыми обменялись Мадлен и Жан-Пьер во время речи вожака. Промелькнуло в них что-то, какое-то тайное знание и, девушке показалось, даже насмешка над ее доверчивостью… Однако вслух ничего произнесено не было, и оставалось лишь убеждать себя, что ей это все померещилось.
Жиль отдал ей карточку участника аукциона. Таня с удовольствием рассмотрела ее.
Мисс Хелен Хантер, американка. Или, говоря по-русски, Ленка-охотница. Тане определенно нравилось это имя. И новый паспорт, на ту же фамилию, нравился. Внушал уважение. Таня прежде никогда не видела вблизи американских паспортов, однако выглядел документ настоящим. И фотография, хотя ее и сделали дешевым, любительским цифровиком, получилась удачной: голубоглазая, очень молодая, уверенная в себе блондинка. Воистину, общение с новыми друзьями пошло ей на пользу – по крайней мере, смотрится она сейчас симпатичнее, чем в вечно озабоченной, спешащей, помешанной на деньгах Москве. Морщинки разгладились, глаз горит… Бытие, похоже, действительно определяет сознание. И то, как ты выглядишь, – тоже… Может, и правда: поставить на своей московской жизни жирный крест и отправиться вместе с новыми друзьями путешествовать по миру?..
Впрочем, сначала нужно успешно завершить сегодняшнее дело.
…Новые товарищи посоветовали Тане прийти на аукцион заранее. Осмотреться, привыкнуть, понаблюдать, что здесь за публика. Своими глазами увидеть лоты, наконец…
Она думала, что окажется в зале самой молодой, ведь на аукционах, как свидетельствуют фильмы и книги, собираются сплошь замшелые пни, при сединах и пропахшие нафталином. И все как один с причудами – собирателям древностей положено быть немножко не от мира сего. Однако, едва она вошла в зал, с удивлением обнаружила: публика здесь сплошь такая (ну, или почти такая), что собирается в приличных ресторанах на бизнес-ланчи. Деловитые юноши в костюмах. Ухоженные дамочки при всех атрибутах преуспевания. Мужчины средних лет с пронизывающими взглядами успешных менеджеров. И никто никого будто бы не замечает. Просматривают каталоги, делают пометки на карманных компьютерах. Разглядывают выставленные вдоль одной из стен картины. Толпятся вдоль стеллажей с экспонатами.
«Воистину, греки – доверчивая нация», – пронеслось у Татьяны в голове.
Лоты, выставленные на аукцион, помещались на простецких (наверно, из «Икеи»)
На все эти предметы никто особо не смотрел – посетители бросали равнодушные взгляды и отворачивались. Куда больше народу возле картин толпилось.
«Зачем, интересно, дожидаться начала аукциона? И зачем нужна подельникам я? – задумалась Татьяна. – Мадлен и Жан-Пьер могли бы отвлечь охранников, а Жиль – забрать со стеллажей колечко, горгону и все остальное…»
Впрочем, раз французы придумали иной план – наверное, у них имелись на то основания.
Татьяна с удовольствием улыбнулась в ответ на восхищенно-призывный взгляд охранника и отошла от стеллажа. Посмотрим, что здесь есть еще интересненького. Где народу больше всего? Вот целая толпа собралась… Ага, картина некоего Воланакиса. «Любуясь кораблями». Стартовая цена – двести тысяч евро. Тут и охранников целых трое, и взгляды у тех куда цепче. «Вот за чем надо было охотиться!» – подумала Садовникова. И про себя улыбнулась – права пословица: с кем поведешься, от того и наберешься. Явно сказалось тлетворное влияние Жиля и иже с ним. Она уже рассуждает как профессиональная грабительница!
Но где, кстати, ее друзья-подельники? Пора бы им появиться. Таня заскользила сквозь толпу. Хотя и была договоренность: ни в коем случае не показывать, что они знакомы («Это в первую очередь в твоих интересах!» – напутствовал ее Жиль), ей хотелось их увидеть. Просто так. И заодно немного подзарядиться их уверенностью и беспечностью.
Кажется, никто из троицы в зале до сих пор не появился…
Но тут она увидела Мадлен. Француженка разглядывала еще одну приготовленную к аукциону картину – «Лицо, скрытое за веткой» Константина Партениса, стартовая цена очень скромная, сто тысяч евро, и по лицу Мадлен было видно: ей совсем не интересна филигранная работа художника, она просто убивает время. И еще – Мадлен, кажется, волновалась, нервно облизывала губы. Хотя перед их опаснейшим бейс-джампом выглядела куда невозмутимее… А вон и Жиль – уселся в первом ряду, и как ни прикрывается каталогом, но тоже видно: напряжен, сосредоточен. Ни следа от обычной отвязности…
Таня по-прежнему не сомневалась – ее роль в задуманном спектакле самая что ни на есть невинная. Всего лишь привлечь к себе внимание, назвав неправильную цену. А когда ей сделают замечание – возмутиться, поспорить. Но… ведь, когда экспонаты исчезнут, те, кто будет расследовать дело, наверняка вспомнят некую Хелен Хантер, которая вдруг вылезла со своими нелепыми репликами. И, возможно, станут ее искать… А найдут – начнут задавать вопросы… По меньшей мере, опять вопросы…
И вообще накануне план французов казался Садовниковой идеальным. Но сейчас она видела в нем сплошные изъяны. И самый главный из них – зачем городить огород вокруг абсолютнейшей безделицы?.. И кольцо, и голову горгоны, и другие предметы, на которые они нацелились, можно заполучить куда проще. Если не купить – то украсть со склада (или где это барахло хранилось), явно ведь – никакой особой охраны к вещам не приставлено. Или… или все-таки у ее новых друзей по поводу предстоящего аукциона совсем другие планы?