Девушка и смерть
Шрифт:
Парк уже почти закончился. Я миновала площадку, где сходилось несколько аллей, и свернула на тёмную дорожку, ведущую к боковому выходу. Фонари остались за спиной, из темноты выплывали стволы деревьев, кусты принимали самые фантастические очертания, и моё воображение услужливо населяло их вымышленными чудовищами и вполне реальными опасностями, вроде грабителей и убийц. В этом месте я всегда невольно ускоряла шаг, несмотря на то, что в Центральном парке на моей памяти никогда не происходило ничего страшного. Но не бывает правил без исключений. Колыхнулись кусты, удивительно проворная для своих габаритов тёмная фигура метнулась мне навстречу, в мгновение ока одной рукой зажав мне рот, а второй, как клещами, вцепившись в локоть.
От испуга и неожиданности
— Ты что думаешь, сука, со мной можно играть? — зашипел он мне в лицо, брызгая слюной и обдавая горячим дыханием. Изо рта у него пахло ещё отвратительнее, чем от тела. — Что будешь корчить из себя недотрогу, ты,…!
Сеньор Коменчини, узнала я. Нужно было кусаться, царапаться, звать на помощь, но страх лишил меня сил и разума, я могла лишь уворачиваться от мокрых толстых губ и пытаться отпихнуть притиснувшее меня к стволу упругое брюхо. С таким же успехом я могла бы толкать мешок с песком, а потом кричать не осталось никакой возможности, потому что растопыренная пятерня схватила меня за лицо, не давая отвернуться, и чужие губы таки накрыли мои, лишая воздуха и вызывая позывы к тошноте. Что-то треснуло, отскочила пуговица на платье, в распахнувшуюся горловину хлынул холодный воздух, а вслед за ним туда влезла чужая лапа, зашарившая за пазухой. Я задёргалась ещё отчаяннее, но по-прежнему безуспешно, паника накатила и накрыла меня с головой, а потом ночь за плечом Коменчини словно бы стала темнее, он дёрнулся, навалившись на меня ещё сильней, запрокинул голову и издал оглушительный вопль. Я невольно присела, а Коменчини вдруг резко подался назад, как будто его дёрнули, и у меня над ухом прозвучал чей-то голос, отчётливо произнёсший:
— Беги!
Приказ стегнул меня как кнутом, я вывернулась из ослабевших рук, выскочила на дорожку и со всех ног помчалась прочь, зажимая руками разорванное платье. А вслед мне нёсся уже даже не вопль, а утробный вой, в котором не осталось абсолютно ничего человеческого.
Весь оставшийся путь до пансиона я проделала бегом и остановилась только на внутренней лестнице, когда единым духом взлетела на первую площадку и поняла, что задыхаюсь. На лестнице было тихо и пусто, тускло светил прикрученный рожок. Во рту всё ещё стоял мерзкий привкус, я вспомнила мокрые губы и несколько раз сплюнула прямо на ступеньки, тыльной стороной ладони вытерев рот. Немного отдышавшись, я взбежала на второй этаж, схватилась за ручку двери и только тут вспомнила, что ключ остался в сумочке, которая как выпала у меня из рук в момент нападения, так и осталась лежать в парке. Запасной должен быть у хозяйки… Я представила себе, как вваливаюсь к ней растрёпанная, запыхавшаяся, в разорванном платье, и что она мне при этом скажет. Но выбора не было, разве что вернуться в парк, а при одной мысли об этом я содрогнулась. Хозяйка определённо была меньшим из зол, и я потащилась к ней.
Сеньора Софиантини и в самом деле оглядела меня без восторга, но от комментариев воздержалась. Выслушав мой сбивчивый лепет о том, что я потеряла сумку с ключами, она достала запасной и швырнула мне.
— Закажете копию за свой счёт, — выплюнула она. — А этот завтра же верните мне.
Я вежливо поблагодарила и откланялась. Войдя в свою комнату, я тут же заперла за собой дверь и только тогда вздохнула с облегчением. Сумки, кошелька, ключей и платья было жаль, но нельзя не признать, что я ещё дёшево отделалась. Мой ангел-хранитель снова вмешался в последний момент, предотвратив непоправимое. Впрочем, осмотрев платье, я поняла, что оно почти не пострадало, нужно только пришить пару пуговиц. Раздевшись, я села перед зеркалом и принялась расчёсывать волосы, постепенно успокаиваясь, хотя руки всё ещё подрагивали.
В дверь постучали. Я испуганно глянула на неё, но тут же успокоила себя мыслью, что это сеньора Софиантини. Однако,
Следующее утро выдалось солнечным, и парк отнюдь не казался тёмным и зловещим, но я всё равно пошла в обход. Дорога заняла больше времени, чем обычно, а я ещё к тому же немного проспала, потому что провела бессонную ночь, задремав лишь под утро. И всё же я успела вовремя, хотя и в самую последнюю минуту. Сеньор Соланос на время уехал, так что все занятия и репетиции с нами проводила сеньора Вийера. Я из последних сил сдерживала зевоту, опасаясь, как бы она не заметила моей сонливости.
Экзерсис как раз был закончен, когда дверь открылась, и в класс заглянул секретарь самого сеньора Эстевели.
— Сеньорита Баррозо, вас срочно к директору, — сказал он.
— Да что же это такое! — рассердилась балетмейстер. — Баррозо, что вы опять натворили? Неужели нельзя подождать пару часов, пока мы не закончим?
— Вообще-то её хочет видеть следователь из полиции, — сообщил секретарь. — Он сейчас у директора, так что поторопитесь.
Делать нечего, я отправилась в кабинет сеньора Эстевели, теряясь в догадках, что могло понадобиться от меня полиции. Ведь вчерашняя история с якобы кражей благополучно разрешилась! Или нет? А может быть, Коменчини придумал что-то ещё, с него станется.
Директорская приёмная была открыта, и по ней прохаживался сеньор Эстевели собственной персоной. Не рядовой, стало быть, следователь прибыл в театр, раз выставил директора из его собственного кабинета.
— Проходите скорей, — сказал мне директор, кивнув на дверь. Я открыла её и вошла.
— А, сеньорита Баррозо! — приветливо улыбнулся мне невысокий седоватый господин в штатском, восседавший за большим письменным столом. — Ведь это вы? Меня зовут Фабио Мартини. Проходите, садитесь.
Я села на стул напротив, выпрямившись и благовоспитанно сложив руки на коленях.
— Итак, сеньорита, я позвал вас сюда, чтобы побеседовать с вами в неофициальной обстановке. Вы не против? Тогда начнём. Скажите, вы знаете сеньора Луиджи Коменчини?
— Знаю.
— Как давно?
— Ну… Месяца полтора-два.
— Вы близко с ним знакомы? Меня не интересуют подробности вашей личной жизни, но я должен знать, были ли вы вхожи в круг его друзей.
— Нет, сеньор Мартини. Я не была его близким другом, и никого из его друзей я не знаю.
— Не были близким другом? Но мне сказали, что все это время он за вами ухаживал.
— Да, это так, но я никогда не принимала его ухаживаний.
Мартини наклонил голову набок и пристально посмотрел на меня.
— Скажите, сеньор Коменчини когда-нибудь говорил вам о своих врагах, недоброжелателях?
— Нет, никогда.
— А вы сами что-нибудь о них знаете?
— Нет.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Вчера вечером. Простите, сеньор Мартини, могу я узнать, что случилось?
— А вы не знаете? Сеньор Коменчини был сегодня утром найдет в парке мёртвым.
— Найден… мёртвым?!
Следователь кивнул.
— Убийство совершено с особой жестокостью. Труп с трудом удалось опознать.
Я ошарашено молчала.
— Расскажите о вашей последней встрече.
— О встрече? — тупо переспросила я.
— Да. И, если можно, поподробнее.
Я помолчала, собираясь с мыслями. Потом начала рассказывать. Сеньор Мартини постоянно что-то переспрашивал и уточнял, особенно его заинтересовала история "кражи". Он попросил меня перечислить имена всех свидетелей этой сцены, при том, что у меня создалось впечатление, что он и без меня отлично всё знает. Его взгляд, цепкий и пристальный, не отрывался от моего лица, заставляя меня чувствовать себя неуютно.