Девушка и Ворон
Шрифт:
Лиза поднялась и сделала несколько шагов в сторону Федора. Он тоже встал ей навстречу, нервно сминая в ладони снятую перчатку.
— Как забавно придумано! — Она и правда засмеялась. — Этот ягненок, Мишенька, значит, волк в овечьей шкуре? Принудить меня решил к замужеству, подлец. Но вы меня спасли, да так, что теперь я наедине с вами, ночью, в вашем доме… и вы меня целовали! И вы, конечно же, герой…
— Нет, — Воронов перехватил ее маленькую руку, уже готовую опуститься на его лицо в пощечине. — Я не герой. Именно поэтому вы здесь. Надо понять, что делать дальше. Я могу не так уж и много. Могу разговоры подслушать — не мудрено, в вашем яблочном саду я днюю и ночую, думал, скоро совсем в человека превращаться разучусь. То, что Шатун —
— С Таисьей? Теперь еще и Таю приплели!
— Тая предала вас, Лиза. Я не очень много услышал, но думаю, что Шатун мог ей угрожать, потому что он знает ее тайну.
— Да какие у нее… — Лиза осеклась на полуслове.
— Сами же видели, наверное, — сочувственно проговорил Федор, — непростая ваша Таисья. Перстень надеть не она вас подговорила? Хотя какая ей в том выгода…
— Нет, не она. Я знала, что перстень непростой, — Лиза подняла голову и посмотрела на Федора снизу вверх. Прямо в глаза. — Но знала только это. Он мне от бабушки достался в наследство — так почему было на бал не надеть? Про чары я не догадывалась.
— Но как же так? Неужели отец вам ничего не рассказывал? Еще и позволил надеть…
— Да ничего он не позволял, я сама… — проговорила Лиза с досадой. — Но а что он должен был мне рассказать? Вы-то хоть не темните, говорите как есть. Если хотите, чтобы я и дальше вас слушала.
— Так ведь деда вашего батюшки, уральского помещика, этим же перстнем и приворожили… Мне рассказывал Ворон Воронович, слыхали о таком? Он везде бывает, во всех концах света, и все знает. Чудо как хорош был собой ваш прадед, девушки по нему сохли. И нашлась одна, которая и женила его на себе, и двух дочек родила потом… Никто бы ее в жены не взял по доброй воле, даже и без венчания бы не сошелся, хотя и раскрасавица — потому что боятся, до сих пор боятся, как огня. Это прабабушка ваша.
— Да кто ж она такая-то?
— Так и не догадываетесь?
— Нет.
— Малахитница.
— Медной горы хозяйка… — потрясенно ахнула Лиза.
— Она самая. Когда прадед ваш умер, она сгинула. Так обычно и водится у тех, кто на два мира живет. Девочек растила бабушка, но осталось от Малахитницы наследство, и перстень она велела передать той, что раньше сестры замуж выйдет. Видать, чтобы мужа в узде чарами держала… Старшая-то сестра в монастырь ушла…
— Правда… — сказала Лиза. — Да… Я знаю, я чувствую, что все это правда! И зачем только я его надела!
Федор взял ее руку и мягко сжал в своей.
— Простите меня, — сказал он.
— Что же… — Лиза отняла руку и спрятала ее за спину, другой удерживая шаль на груди. — С перстнем прояснилось. Но что я здесь делаю, так и не знаю.
— А мы здесь от Шатуна прячемся, — сказал Воронов. — Вы в беспамятстве у ног его лежали в дубовой роще. А я из ворона человеком обернулся и ударил его по голове, хотя надо было бы прикончить. Да поостерегся стрелять. А вдруг его где-то поблизости сообщники ждали? С ними бы не справился. Проклятыми оборотнями я могу повелевать, когда они в зверином обличье, потому что я царевича-оборотня внук, но против мужичья с дубинами… — он пожал плечами. — И увез я вас, потому что не знал, какова опасность. Отец ваш уехал… А если нападение? Не на дворню же ваших полагаться. Да и сегодня, допустим, наша возьмет, а завтра? Здесь вы в безопасности, пока со мной. Клянусь вам.
— А поцелуй? — тихо спросила Лиза, пытливо глядя на Федора, словно желая что-то прочитать в его душе.
— Поцелуй… — Воронов глубоко вздохнул. — А с ним-то ведь интересно вышло. Но подождите немного… вернемся и к этому. Пока вот что хочу вам рассказать. Сидя на старой яблоне, я смотрел на огонек в вашем окне. В облике ворона терпения мне не занимать. Привлекла мое внимание Таисья, что блуждала по саду, как потерянная, а потом направилась в сторону рощи. Я летел за ней — с дерева на дерево. И хотя ворона сложно удивить, увидев Шатуна, я неприятно изумился. Думал, что уже все, хотя бы здесь вас оставят в покое. Ан нет. Разговор между Шатуном и Таисьей многое для меня прояснил, и мне нужно было решить, что делать дальше, прямо сейчас… Но с девушкой что-то странное стало твориться. Я вообще-то чувствовал, что с ней что-то неладно… но когда она сначала кошкой замяукала, а потом запела…
Лиза вспомнила эту песню, и у нее все похолодело внутри.
— Что же это было такое, Федор Иванович? Это Тая? Что она сделала?..
— Она ведь странная, горничная ваша?
— Многие люди странные. Таисья нелюдима, другие девушки ее не любят. Иногда так начинает говорить, словно лет сто тому назад жила. Ничего никогда себе не шьет, иголок боится…
— Вот-вот. Опасаюсь я, Елизавета Алексеевна, что ваша Таисья давно уже мертва, а то, что сейчас на ее месте — это нежить, русалка. Каким колдовством она человеческий облик на себе постоянно удерживает, понятия не имею, но песнями своими она себя выдала. Это же чистейшей воды русалочья ворожба! Вас она погрузила в непробудный сон, и я тоже поддался, даже в птичьем обличье, ничего не слышал и не знать хотел, кроме пения ее, пока не затихло. А когда опомнился — вы уже лежали в траве… а Шатун… Вот, кстати, и разгадка, почему он один пришел на встречу. Он от Таисьиного колдовства как-то защитился. Отвар полыни можно выпить заранее… Я и вас хотел полынью отпаивать, есть у меня где-то здесь … Свечи зажег именно для вас — я-то в темноту вижу. Но…
— Но что, Федор Иванович?
— Да засмотрелся я на вас, Елизавета Алексеевна… и не удержался. Очень уж вы… прелесть вы чудеснейшая, вот и все. Я вас поцеловал, простите меня за это. Так ведь от поцелуя моего вы проснулись. Не от чего другого… Но… пока довольно об этом. Просто простите. И решайте, как поступить. Не желаете ли на время укрыться в монастыре вашей тетушки? Туда никто сунуться и досаждать вам не посмеет.
— Ах, не посмеет! — Лиза вспылила. — А почему я прятаться должна, от кого? Да, сглупила я с этим перстнем, прости меня, Господи, так не со зла же… И как они смеют… пусть бы великий князь сам шел в монастырь, если искушению противостоять не смог! А я…
Она побледнела и пошатнулась.
— Что с вами, Лиза? — Федор был уже рядом, готовый ее подхватить.
— Сама не знаю… Нехорошо как-то стало.
— А что — нехорошо? Что чувствуете?
— Тошнит… словно все внутри наизнанку вывернуться хочет… голова кружится. Ох, вот искры перед глазами… и как будто зеленью мазнуло.
Воронов, ни слова не говоря, схватил девушку в охапку и поспешно вынес прочь из избы. Он уже понял, что происходит. Лиза вырвалась, но не своей волей, ее словно выдернуло из рук Федора. Ее фигурка потонула в столь знакомом Воронову мареве и дрожании воздуха, и явилась вдруг ящерица, малахитового цвета, с золотистыми прожилками на крыльях… намного крупнее обычной ящерки, но, хотя и крылата, все же не дракон. А еще была она ярко, чарующе красива — сказочное создание… но ей было неспокойно. Ящерка-дракончик гневно металась между деревьями, а Федор стоял и смотрел, готовый в любой миг превратиться в птицу и взлететь на дерево, но почему-то не делал этого. Его глаза расширились. Он не мог отвести от ящерицы взгляда. Но скоро это прекратилось. Воздух снова задрожал и затуманился, Лиза без сил опустилась на траву… Воронов был уже рядом, он присел рядом с ней.
— Не знала, что во мне такое есть, — произнесла девушка и замолчала.
— Как ты себя чувствуешь? — наконец осторожно спросил Воронов.
— Плохо… и странно. Вроде бы уже не совсем я… и в то же время… Но почему?
— Это наследие.
— Малахитница… ящерка. Крылатая?
— Нет. Но драконом, Лиза, была твоя бабушка… Варвара Дмитриевна. Это странная история. Позже я расскажу тебе ее, как рассказывал мне дед, Ворон Воронович. Ты крылата, и при этом тебе, как женщине, обличье Малахитницы передалось. Два наследия соединились.