Девушка и Ворон
Шрифт:
— А я загадала… — шепнула она, — если ты проиграешь хоть разочек — попрошу матушку, чтоб велела тебе меня поцеловать. Да знать, не судьба. Так что улетай поскорей отсюда, молодец, не тревожь мое сердце понапрасну…
Ни слова больше не говоря, обернулся Федор вороном и поспешил скорее за соловушкой Забавой.
Глава 21. Вода живая
Сердце Запределье, называемое иначе Солнечной колыбелью, место — затаенное, заповедное. Из Руси в него не попадешь. А все потому, что растет здесь Чудо-древо, не похожее ни на какое другое. Листья у него смарагдовые, кора — вишневый яхонт. С утра распускаются на нем розовые, словно утренняя заря, цветы. К полудню созревают уже и плоды — рыжие как закатное солнце. Отяжелевшие, они падают к ночи на землю. А с утра — все с начала.
— Откуда оно взялось — никто не скажет, — рассказывал Лизе Ворон Воронович, пока девушка восторженно рассматривала сияющее чудо, у корней которого они сидели на лазоревой траве, закрываясь от шаловливых солнечных зайчиков. — Но говорят, что с этих-то плодов все и началось. А еще — с первозданного ветра. Семена, разлетевшись по ветру, и породили наше Запределье. Каждый из нас хоть раз в жизни такой плод пробовал, в них наша сила и связь с этим миром.
— А если человек попробует? — спросила Лиза.
— Душа отлетит. В Рай или в Ад, как уж жил, туда и направится, а тело исчезнет, и никто на Руси и не узнает, куда пропал человек. Не для людей это.
Солнечный зайчик скользнул Лизе на колени, превратился в настоящего золотистого зайчонка, ткнулся носом ей в ладонь и куда-то деловито ускакал.
— А что до древа, — раздался рядом мужской голос, молодой и ласковый, — то далеко простираются его корни и обвивают они сам Алатырь-камень.
Невесть откуда, как водится в Запределье, перед Лизой и Вороном возникли двое, сказать бы — юноша и девушка, но не скажешь, что-то древнее и могучее чувствовалось в них. Лики у обоих тонкие, светлые и между собой очень схожие, но у женщины искристые серые глаза, у мужчины — ярко-золотые. Он в белой русской рубахе, подпоясанной алым кушаком. Буйно кучерявятся его густые желтые волосы, падают на плечи. Она в серебристом длинном платье с воздушными рукавами, на причудливо уложенных пепельных волосах — диадема из лунных камней. На руках женщины шарообразный дымчатый кот, невероятно большой. Он мурлычет во сне — словно песни поет.
— Матушка! — удивился Ворон Воронович, поднимаясь и почтительно приветствуя обоих. — Лизонька, это матушка моя, Дивия, хозяйка Луны. А это брат ее, Хорс — мой дядюшка, повелитель Солнца.
И Лиза все-таки сделала реверанс. «Так вот в кого царевич такой красавец…» — подумалось ей. В брате и сестре угадывались особые, изначальные волшебные существа, подобные Царю-Ворону или еще древнее… и это завораживало.
— Елизавета Воронова, — представилась Лиза.
— Нашего Федора супруга, — добавил Ворон.
Дивия приблизилась к девушке и поцеловала в лоб, поцелуй был нежным и прохладным, он погружал в серебристый свет, в ясную тишину, в красоту загадок…
Хорс улыбнулся, и от этой улыбки стало еще светлее. Солнечный диск здешнего края был огромным, в половину неба, но не палил, не мучил зноем, а словно лелеял, окутывал ласковым теплом. Его повелитель и сам сиял. Он склонился к траве, провел по ней ладонью — она тут же подросла, стала гуще и темнее.
— Садитесь, — пригласил всех Хорс. А когда все расселись на шелковистой траве в тени Чудо-дерева, вновь взмахнул рукой, и вокруг расцвели крупные ландыши, наполняя воздух ароматом.
— Я и сама не думала, что здесь появлюсь, — сказала Дивия сыну. — Но Баюну, — она кивком указала на спящего кота, — во сне привиделось, что Соловушка пропала. Я и поспешила к брату, узнать, не могу ли чем-нибудь помочь.
— Как пропала? — удивился Ворон. — Я думал, порхает где-то здесь, сейчас появится. А мы-то как раз за живой водой пришли. Федю я к Морене отправил.
— Так в Морене-то все и дело, — вступил в разговор Хорс. — Думаю, это ее происки, рассорились сестры в очередной раз.
— Тогда нам надо в Подземье ей на выручку поспешить, — встрепенулся царевич.
Дивия склонилась к пробудившемуся коту, который что-то ей тихо мяукал.
— Не надо нам никуда спешить. Баюн видел во сне, как Федор с Мореной играет в карты, а за победу хочет просить свободу для Забавы.
— В карты! — так и подскочил Ворон Воронович. — Что ж он делает-то, безумный, он же волшебных хитростей не знает. Предупреждал ведь его…
— Ан нет. Баюн говорит, что Федя на своих условиях играет, никаких уловок, только правила.
— Сообразил? Ай да молодец. Мы в разные игры не столько по правилам всегда играем, — пояснил он Лизе, — сколько соревнуемся в магических хитростях. Хотя и тут сноровка нужна. Да и удача не помешает, мне вот всегда в картах везло. Но Морена, видать, совсем стосковалась, если уж по-человечески согласилась играть. Федю она не обыграет ни за что.
— Жалко мне ее, а особливо Желю, — сказал Хорс. — Тоска им там обеим.
— Это им здесь тоска была бы, — возразила Дивия. — Не вынесли бы они здешнего солнца. А в холодном Подземье они на своем месте.
— Но все же… А Забава тоже порой хороша, почем зря задирает сестру.
— Такая уж уродилась. — Ворон вновь обратился к Лизе. — Неугомонная она, Соловушка. Кстати, Забава много лет на Руси жила. Влюбилась, видишь ли, в Добрыню Никитича и все надеялась его покорить. Слыхала ведь про Забаву Путятишну? Она сама себе такое отчество взяла, потому что любит имя «Путята» — «Знающий-свой-путь». Так-то она Свароговна… День и ночь соловьем заливалась под окнами у Марфы Всеславны, родной сестры великого князя Владимира Суздальского, пока та песнями не очаровалась вконец и не взяла ее в дом. А там уж Забава и в девичьем облике предстала. Марфа Всеславна вдовствовала, был у нее лишь сын Вольга Святославич — будущий основатель династии Вольских, а княгиня всегда хотела дочку. Ну и приняла Забаву как родную, так что вскоре сам князь Владимир стал звать ее племянницей, а Вольга — сестренкой. Кстати, я тоже в каком-то смысле связан с Вольскими родством, я был женат на царевне Анне, сестре знаменитого Ивана-царевича. Расскажу как-нибудь.
Лиза с интересом слушала рассказ, в то же время протягивая руку к коту Баюну, чтобы его погладить.
— Нельзя, звездочка, — Дивия мягко отстранила ее руку. — Людям нельзя. Заснешь — долго не проснешься.
Видя, что девушка огорчилась, Хорс почти пропел какую-то загадочную фразу, протянул к небу широкую ладонь — на нее слетела маленькая жар-птица, птенец. Хорс дунул на огненную птичку и подал Лизе.
— Возьми, можешь ее погладить. Ее Искоркой зовут. Не бойся, она уже не обжигает.