Девушка из кошмаров
Шрифт:
— Кассио, — шепчет она, — Вытащи меня отсюда.
Глава 11
Что я знаю точно, когда прихожу в себя, так это то, что Кармел залепляет мне пощечины. Затем появляется настоящая боль. Голова вполне могла треснуть на три или четыре части; она раскалывается, и это плохо. Кровь залила рот, растекаясь по языку. На вкус она как старые монеты, а тело, пребывая в легком оцепенении, говорит о том, что совсем недавно я пролетел по воздуху и жестко приземлился. Мой мир окрасился болью и тусклым желтым светом.
— Что случилось? — спрашиваю я. — Где Анна?
Несколько раз моргнув, я все же рассеиваю дымку перед глазами. Фонарь светит желтым светом. Кармел на коленях сидит возле меня с запачканным лицом и стекающей тонкой струей крови с носа. Томас находится рядом с ней. Он выглядит ошеломленным и, словно околачивался здесь все время без дела, с, безусловно, мокрой от пота футболкой, но никакой крови на нем нет.
— Я не знала, что еще можно сделать, — отвечает Кармел. — Ты собирался пройти этот коридор и не отвечал мне. Не думаю, что даже слышал меня.
— Я не мог, — отвечаю, заставляя себя приподняться на локтях и стараясь при этом не слишком мотать головой. — Заклинание было слишком сильным. Дымовая завеса и бубен…Томас, с тобой все в порядке? — он кивает и жестом показывает, что все ОК. — Я пытался пройти коридор? Из-за этого произошел взрыв?
— Нет, — отвечает Кармел. — Я схватила атаме и опалила твою кровь на нем, как и велел мне Томас. Я не знала, что все будет так… не знала, что оно взорвется, словно гребаный блок С-4 [27] .
27
C-4 (Composition C-4) — распространённая в США разновидность пластичных взрывчатых веществ военного назначения. В русском языке название обычно используется в формах си-четыре и си-фор.
— Я тоже не знал, — бурчит Томас. — Поэтому никогда бы об этом не попросил тебя, — он прижимает руку к ее щеке, и она на секунду позволяет ей там задержаться, перед тем как убрать.
— Я думала, ты собирался пройти туннель и добраться до другого края, — говорит она.
Что-то давит на мою ладонь: это атаме. Томас и Кармел берут меня за руки и помогают встать на ноги.
— Я не знала, как еще поступить в такой ситуации.
— Ты все сделала правильно, — говорит ей Томас. — Если бы он все-таки попытался это сделать, то, вероятно, его вывернуло бы наизнанку. Это был всего лишь коридор. Не дверь. Или врата.
Я посмотрел назад на груду мусора, когда-то считавшуюся викторианским домом Анны. Земля возле круга выглядела намного темнее, чем остальная, а ветра, кружившиеся здесь, образовывая вихри, наметали песок, формируясь в пустынные дюны. Место, где я приземлился, находилось в десяти футах от того, где сейчас я сидел.
— Вы видели двери? — громко спрашиваю я. — Врата?
Томас потрясенно смотрит на меня. На дрожащих ногах он ходил вокруг того, что осталось от круга, поднимая разбросанные вещи: бубен, куриную ножку, декоративный атаме.
— О чем ты говоришь? — оба спрашивают они.
Кажется, мои мозги превратились в яичницу, а спина, должно быть, вся в синяках, и похожая на батут для гиппопотама, но я отчетливо помню все, что со мной произошло. Я помню, что сказала Анна, и как она выглядела.
— Я говорю о вратах, — снова продолжаю я. — Достаточно большие, чтобы пройти сквозь них. Я говорю о том, чтобы открыть их и вернуть ее назад.
Я слушал несколько минут, пока они брюзжали слюной и утверждали, что это невозможно. Что-то типа «не для того мы затевали провести этот ритуал». Затем доказывают, что таким образом я собираюсь покончить с собой. Возможно, они правы. Скорее всего, это так. Но это не имеет значения.
— Послушайте меня, — осторожно начинаю я, очищая джинсы и опуская атаме в ножны. — Анна не может там больше оставаться.
— Кас, — говорит Кармел, — никуда от этого не денешься. Это сумасшествие.
— Ты видела ее, не так ли? — спрашиваю я, и они обмениваются виноватыми взглядами.
— Кас, ты же рассчитывал на такой исход. Она, — глотает Кармел, — много людей убила.
Когда я поворачиваюсь к ней, Томас на полшага втискивается между нами.
— Но она спасла нас, — возражает он Кармел.
— Я знаю, — отвечает та.
— Они там вдвоем. Чародей тоже. Ублюдок, который убил моего отца. Я не позволю ему вечность кормиться ею.
Я с такой силой сжимаю рукоятку атаме, что хрустят костяшки пальцев.
— Я пройду через врата и засуну ему это так глубоко в глотку, чтобы он подавился.
Когда я произношу последние слова, они оба переводят дыхание. Я смотрю на них, избытых и потрепанных, как пара старых ботинок. Но они смелые; надо отдать должное, они были намного храбрее, чем я от них ожидал.
— Если мне придется в одиночку с этим справляться, то я пойму. Но я все равно вытащу ее оттуда.
Когда я уже на полпути к машине, начинают сыпаться аргументы. Я слышу фразы типа «суицидная миссия» и «обреченные поиски», оба принадлежащие Кармел. Затем я отъезжаю настолько далеко, что перестаю слышать их голоса.
Правду говорят, что чем больше знаешь, тем меньше понимаешь. Мне есть к чему стремиться: больше знать, изучать и делать. И вот сейчас я знаю, что Анна в аду. Нужно обязательно найти способ вытащить ее оттуда. Сидя за столом на кухне, я тыкаю вилкой в грибной омлет, приготовленный матерью, что вызывает такое ощущение, словно меня зарядили в пушку. Еще так много нужно сделать. Так какого хрена я здесь делаю, накалывая сырный яйцевой мешок?
— Тост хочешь?
— Не очень.
— Что с тобой? — мама садится в банном халате, потертом по краям.
Прошлой ночью к ее волосам опять добавилось немного седины, когда я пришел с ушибленным черепом. Она бодрствовала все время, пока я спал, и будила меня каждые полтора часа, что убедиться, что у меня нет сотрясения мозга и я не умер. Прошлой ночью она не задавала вопросы. Кажется, увидев меня живым, она вздохнула с облегчением, и, возможно, часть ее не хотела все знать.
— Бубен нас не подвел, — тихо сообщаю. — Я видел Анну. Она в аду.