Девушка, которая не умеет петь
Шрифт:
– Сколько тебе лет?
– Семнадцать, Ваше Величество.
Ренери удивленно вскинул брови. Ему казалось, что девчонка младше. Пользуясь мгновением, юноша получше рассмотрел исхудавшую, выпачканную в грязи с головы до ног служанку, кажущуюся прозрачной тенью в этом старинном кресле из массива южной вишни. Бледная кожа, россыпь веснушек-крапинок на скулах и переносице,
– Ты северянка?
Так и не ответив, девушка вздрогнула. Но скорее от удивления, чем от страха.
Лениво мелькнувший вопрос о том, как именно король Ренери мог догадаться о ее происхождении, проплыл мимо, но у Агаты не было сил ждать, пока разумный вывод созреет в голове. У неё не было сил, а у короля, она полагала, терпения.
– Да, Ваше Величество. Я родилась в Нортоне, моя мать была северянкой.
– А отец?
– Лишь наполовину.
Рене кивнул, не собираясь вдаваться в расспросы о семье девчонки. Сейчас ему не было до этого никакого дела. Тем более что ничего удивительного и ничего плохого в том, что Агата была северянкой, не было. Для владений лорда Осткарда наличие северян среди его людей не было специфической чертой. Земля Осткардов, находящая на стыке двух держав, долгие годы занимала нейтральную сторону – имела жизнь вассала на территории Атернии, но абсолютной всегда признавала лишь власть короля Нортона. Таким образом, земля Осткардов всегда была надежной стеной между двумя державами. По крайней мере так было до тех пор, пока лорд Август Осткард не женился на сестре Сиэлька Изабелле и не сошел с ума.
– Ты давно служишь у Осткардов?
– Да, Ваше Величество. Практически всю свою сознательную жизнь.
– И леди Осткард что, всем своим слугам остригла волосы?
– Нет, Ваше Величество… – Агата почувствовала, как заливается краской. Ну и вид у неё, должно быть, сейчас. Даже представить страшно, как плохо она выглядела. – Только меня.
– Почему?
Ренери чуть нахмурился и, уныло поджав губы, посмотрел на кубок из серебра, что стоял перед ним на круглом столике. Вино уже давным-давно было выпито. А жаль.
Некоторое время Агата
– Потому что я пела в саду, – наконец ответила девушка. – Они… леди Осткард и её воспитанницы ненавидят, когда я пою. Я всегда старалась, чтобы они ничего не слышали, но в последний раз, когда пела, не заметила, как они вернулись с прогулки.
– И кто же приказал отрезать тебе волосы за это? – удивленно спросил Рене, плохо скрывая всколыхнувшуюся ярость. – Изабелла Осткард?
– Нет. – Агата качнула головой. Ей не хотелось отвечать на этот вопрос, но врать не хотелось ещё больше. – Лиза.
– И после этого ты попросила меня оставить ей жизнь и отвезти домой в полной сохранности?
Сноп искр в камине вдруг с треском взметнулся в воздух, словно кто-то уже давненько удерживал их в кулаке и теперь разом сдул с ладони. Красно-рыжие крапинки, мерцая, осели на камне, покрытом черной копотью, сверкнули и навсегда погасли. Что-то вдруг осознав, Агата испуганно посмотрела на короля. Так испуганно, что Рене сразу понял, о чем она думает – девчонка боится, что он передумает и не станет исполнять её желание. Нет-нет, серьезно. Она искренне боится за жизни этих двух хабалок, которые издевались над ней незнамо сколько лет. Юноша въедливо всмотрелся в бледное лицо замарашки, в её глубокие сине-голубые глаза. Как бы там ни было, Агата не была похожа на сумасшедшую и не была похожа на дуру. Что, и правда так добра душой?
– Знаешь, меня даже восхищает твоя самоотверженность, – заметил Рене.
По лицу Агаты тенью скользнуло облегчение. Не в силах ответить, девушка снова опустила лицо.
Конец ознакомительного фрагмента.