Девушка, которая взрывала воздушные замки
Шрифт:
– Когда-то Бьёрк был одним из ведущих сотрудников «Секции», – сказал Гульберг. – Он играл ключевую роль в деле Залаченко… Что с ним случилось после того, как я ушел на пенсию?
– Он – один из очень немногих сотрудников, кто перешел из «Секции» обратно на внешнюю работу. Он ведь вылетал из гнезда и в ваше время.
– Да, тогда ему потребовался небольшой отдых, хотелось расширить кругозор. В восьмидесятых годах Бьёрк брал отпуск, уволился из «Секции» и работал военным атташе. До этого, начиная с семьдесят шестого года, работал с Залаченко дни и ночи напролет, и я
– Можно сказать, что Бьёрк проработал в «Секции» до девяносто четвертого года, а потом перешел во внешнюю организацию. В девяносто шестом году его назначили заместителем начальника отдела по работе с иностранцами. Ему приходилось уделять очень много времени своим непосредственным обязанностям. Разумеется, он все время поддерживал контакты с «Секцией», и до самого последнего времени мы с ним регулярно общались – примерно раз в месяц.
– Значит, он болен?
– У него ничего особенно серьезного, просто сильные боли – грыжа межпозвоночного диска. В последние годы она его периодически беспокоит. Два года назад Бьёрк пробыл на больничном четыре месяца, а в прошлом году в августе снова слег. Он должен был приступить к работе первого января, но ему продлили больничный, и теперь он ждет операции.
– А больничный позволяет ему бегать по шлюхам, – прокомментировал Гульберг.
– Да, он ведь не женат и, если я правильно понял, в течение многих лет регулярно общался с проститутками, – сказал Юнас Сандберг, который до этого молчал почти полчаса. – Я читал рукопись Дага Свенссона.
– Ясно. И все же кто-нибудь может объяснить мне, что, собственно, произошло?
– Насколько мы понимаем, по всей видимости, всю эту карусель затеял именно Бьёрк. Иначе просто невозможно объяснить, как материалы расследования девяносто первого года попали в руки к адвокату Бьюрману.
– Который тоже проводил время, бегая по шлюхам? – поинтересовался Гульберг.
– Насколько мне известно, нет. Во всяком случае, в материале Дага Свенссона он не упоминается. Зато он являлся опекуном Лисбет Саландер.
Ваденшё вздохнул.
– Вероятно, это мой прокол. Ведь вы с Бьёрком нейтрализовали Саландер в девяносто первом году, отправив ее в психушку. Мы рассчитывали, что она пробудет там значительно дольше, но ей назначили наставника, адвоката Хольгера Пальмгрена, которому удалось ее оттуда вытащить. Он поместил ее в приемную семью. Вы к тому времени уже были на пенсии.
– А что случилось потом?
– Мы за нею следили. Ее сестра, Камилла Саландер, тем временем жила в другой приемной семье, в Уппсале. Когда им исполнилось по семнадцать лет, Лисбет Саландер вдруг углубилась в свое прошлое. Она начала разыскивать Залаченко и изучать все доступные ей официальные регистры. Каким-то образом – мы точно не знаем – ей удалось узнать, что сестре известно, где находится Залаченко.
– Но каким образом?
Ваденшё пожал плечами.
– Если честно, не имею понятия. Сестры несколько лет вообще не встречались, а потом Лисбет Саландер отыскала
– Вот как?
– В те месяцы мы внимательно следили за Лисбет. Мы также известили Камиллу о том, что ее сестра агрессивна и психически больна. Она-то и связалась с нами после внезапного визита Лисбет, и мы активизировали слежку.
– Значит, ее сестра была твоим информатором?
– Камилла Саландер смертельно боялась своей сестры. В любом случае, Лисбет привлекла к себе внимание и по другим эпизодам. Она неоднократно конфликтовала с сотрудниками социальной комиссии, и мы пришли к заключению, что она по-прежнему представляет угрозу разоблачения Залаченко. Потом произошел тот инцидент в метро…
– Она напала на педофила…
– Вот именно. Она проявляла склонность к агрессии, у нее наблюдались явные психические отклонения. Мы посчитали, что всем будет спокойнее, если снова спрятать ее в каком-нибудь интернате, и решили воспользоваться случаем. Этим занялись Фредрик Клинтон и фон Роттингер. Они снова призвали Петера Телеборьяна и затеяли через него процесс в суде, добиваясь того, чтобы снова поместить ее в закрытую лечебницу. Адвокатом Саландер назначили Хольгера Пальмгрена, и, вопреки всем прогнозам, суд встал на его сторону. С той лишь оговоркой, что ей назначат опекуна.
– Но Бьюрман-то каким образом оказался причастен к этому делу?
– Осенью две тысячи второго года Пальмгрена разбил инсульт. Мы по-прежнему следили за Саландер и вмешивались, если ее имя снова всплывало. Я проследил за тем, чтобы ее опекуном назначили Бьюрмана. Заметьте: он понятия не имел о том, что она – дочь Залаченко. Расчет был прост – если она начнет болтать об отце, Бьюрман среагирует и поднимет тревогу.
– Бьюрман полный идиот. Его ни за что нельзя было подпускать к Залаченко и тем более к его дочери. – Гульберг посмотрел на Ваденшё. – Это серьезный просчет.
– Знаю, – сказал тот. – Но тогда это казалось правильным ходом, я ведь не мог предположить, что…
– Где сейчас находится ее сестра? Камилла Саландер?
– Мы не знаем. Когда ей исполнилось девятнадцать, она собрала вещи и покинула приемную семью. С тех пор о ней не было слышно ни звука. Она просто исчезла.
– О’кей, продолжай…
– У меня есть источник в полиции, который беседовал с прокурором Рикардом Экстрёмом, – сказал Сандберг. – Инспектор Бублански, который ведет расследование, полагает, что Бьюрман насиловал Саландер.
Гульберг взглянул на Сандберга с искренним изумлением, потом задумчиво провел рукой по подбородку.
– Насиловал? – переспросил он.
– У Бьюрмана на животе обнаружена татуировка с текстом: «Я садист, свинья, подонок и насильник».
Сандберг положил на стол цветную фотографию, сделанную на вскрытии. Гульберг, широко раскрыв глаза, уставился на живот Бьюрмана.
– Значит, это дело рук дочери Залаченко?
– Скорее всего. Она вовсе не так уж безобидна. Ей удалось как следует поколотить двоих хулиганов из мотоклуба «Свавельшё МК».