Девушка, которую не помнят.
Шрифт:
— Что, хотели посадить за распространение запрещенной литературы? — хмыкнула Алеся.
— И за написание, — мрачно подтвердил парень.
— О, так ты еще и автор этих убогих текстов? — открыто рассмеялась Алеся, переставшая бояться паренька. Такой ярый защитник прав человека не поднимет руки на беззащитную девушку.
Парень вспыхнул, аки маков цвет, и стал еще обаятельней, как обиженно нахохлившийся щенок.
— Почему это они убогие? Я не один пишу, и глава все редактирует и просматривает. Мы не пишем лживых слезливых статеек о героизме ищеек, мы сообщаем людям горькую правду, которую они должны знать!
— Может и должны,
— Ничего, люди еще очнутся ото сна и поймут, что мы всегда были правы в своих предостережениях!
Алеся невольно улыбнулась, от слов парня повеяло родиной, словно она мнение вечной российской оппозиции послушала. Ее улыбку заметили.
— Что, можешь предложить, как вернуть внимание людей? — насмешливо фыркнул сероглазый парень, поддержав ее фамильярное обращение на «ты», последствие совместного укрывательства от официальных стражей правопорядка.
— Как знать… опыт работы в журнале у меня имеется, — с достоинством ответила Алеся, поднялась. — Чай будешь?
Парень встал, пригладил растрепавшиеся волосы, и впервые с интересом осмотрелся по сторонам, пробежался взглядом по Алесе, прислушался к тишине дома. В глазах его застыло изумление. Он еще раз осмотрел домашнее платье Алеси, проход в темную кухню через гостиную, спросил недоверчиво:
— Ты сама собираешься топить печь и греть мне чай? А слуги где? Дом не бедный, ты хорошо одета, грамотно говоришь, уверенно держишься, в журнале работала — значит, не служанка. Остальные домочадцы где? Родители, муж?
— Я не маленькая девочка, могу сама о себе позаботиться, — холодно ответила Алеся. — Если тебя смущает, что женщина собирается в золе ручки пачкать, то милости прошу — сам печь топи, а я пока на ужин что-нибудь достану. Занавеси на окнах закрой, но лампу пока не зажигай на всякий случай. Небольшой же дым из трубы ночью не виден будет.
Парень кивнул, прошел на кухню, зажег лучину и занялся делом, а Алеся нырнула в погреб, куда утром попрятала все съестное и до сих пор не удосужилась достать, сытно пообедав в таверне. В погребе она не задержалась, лихорадочно отсчитывая заветные минуты. К исходу третьей она уже выскочила в гостиную, но замерла на пороге, словно наткнувшись на невидимую стену: парень стоял у столика и при свете воткнутой в масляную лампу лучины рассматривал разложенные на нем книги по истории, по основам магии и «практикум по менталке», как называла его про себя Алеся.
При виде девушки его открытое лицо приобрело испуганное выражение, он попятился, поднял руки, демонстрируя пустые ладони, сказал опасливо:
— Я ничего не сделал, просто посмотрел. Я тебе не враг, наоборот — мы с самого начала призывали народ помогать иномирной магине.
— С чего ты взял, что я — эта беглая магиня? — попробовала откреститься от очевидного Алеся, но парень вдруг посуровел, как-то мигом повзрослел, сложил руки на груди и сказал веско:
— За дурака держать меня не надо. В нашем мире молодые девицы в одиночестве по нежилым домам в пустынных переулках не прячутся, магическую защиту на них не взламывают и не конспектируют из книг в тетради всем известные сведения. Книгами по практической ментальной магии тоже не зачитываются, если только в Греблине не учатся, но с острова магинь до конца обучения домой не отпускают, потом сразу ставят на солидную должность при каком-нибудь ведомстве, а не отправляют бродяжничать по городам и весям. Кроме того, ты спасла меня от ищеек, тем самым подтвердив, что являешься врагом властей. А в конфронтации с властями находится одна-единственная свободная магиня во всей Велейской империи.
— Я не магиня, — резко ответила Алеся.
— Ага, а как в этот дом мимо защиты прошла?
— Мне агентство ключи выдало, я арендую этот дом, могу показать документы.
— Если бы эти документы были зарегистрированы, как следует, то ищейки знали бы, что дом сдан, — они которые сутки шерстят все арендованные и проданные недавно дома, переворошили все бумаги агентств недвижимости, — логично ответил парень. — Слушай, я тебе не враг, мы по одну сторону баррикад!
— Враг моего врага — мой друг, — хмыкнула Алеся. — Сомнительная истина, чем докажешь свою благонадежность?
Парень нахмурился, посверлил ее взглядом, потом решился.
— У меня при себе есть карта подземного хода, который выводит из города в лес на окраине. В тайной канцелярии нет дубликата этой карты, так что ход совершенно безопасен. Отдать тебе мой экземпляр? Я потом у ребят новый себе срисую.
У Алеси зачесались руки получить эту карту и возможность покинуть осточертевший город хоть на время. В этом подземелье можно пересидеть облавы, можно на время скрыться в лесу, много чего можно! Плюнув на конспирацию (и без того безнадежно порушенную), она сказала:
— Давай свою карту! И пошли ужинать, мой потенциальный соратник. Не боись, я магиня мирная, для людей не опасная.
— Знаю. Иномиряне спустя годы с ума сходят, а в первое время все адекватные, если в угол их не загонять, — на полном серьезе ответил парень.
Глава 17. Разговоры по душам
Нового сероглазого знакомца Алеси звали Рислирин Хорс, и он просил называть его по-дружески Рисом. Алеся тоже честно представилась, ей-то все одно ничего не угрожало: парень забудет о ней через стандартные три минуты после ухода, так что сейчас можно было рассказывать ему что угодно, не опасаясь выдать опасной информации. Впрочем, самую опасную информацию о ней Рис уже знал, но за стражниками пока не кинулся, хотя мог бы позариться на обещанное властями вознаграждение за ее поимку и обменять свою свободу на ее.
Рис был младшим сыном мелкопоместного рейта, на наследство рассчитывать ему было нечего — невеликое свое хозяйство отец решил не дробить и все завещал старшему сыну, попутно отдав скромные денежные накопления дочери на приданое. Младшему же велел зарабатывать на жизнь собственным умом и руками или продолжать жить в родительском доме, помогая в делах старшему брату. Рис выбрал собственный ум и переехал в Кресси, нанявшись наборщиком на работу в печатный цех. Труд наборщиков был труден и кропотлив — они составляли печатные матрицы будущих страниц книги из мелких чугунных буковок, попутно исправляя имевшиеся в тексте грамматические ошибки. Потом эти матрицы заливались чернилами и с них делалось необходимое количество оттисков на бумаге — получался тираж книги.