Девушка, которую ты покинул
Шрифт:
— Не понимаю, о чем ты.
— Я сидел с ним весь день. А у Энди была встреча сегодня вечером. Вместо этого ему пришлось все отменить и стать бебиситтером. И хочу сказать, что он от такого далеко не в восторге.
Лив с трудом слышит Грега сквозь грохот музыки. Он предупреждающе поднимает руку и наклоняется вперед, чтобы принять заказ.
— Словом, мы, конечно, его любим, — продолжает Грег. — Ужасно любим. Но относиться к нам как к убогим бебиситтерам — это уж…
— Я ищу Пола, — говорит она.
— А разве он не с тобой?
— Нет. И не отвечает
— Знаю, что не отвечает на звонки. Но я решил, все потому, что он был… Нет, просто бред какой-то! Пройди ко мне за стойку. — Грег открывает дверцу, чтобы она могла проскользнуть, и жестом просит самых нетерпеливых немного подождать: — Две минуты, парни. Буквально две минуты.
В малюсеньком коридорчике, ведущем на кухню, от диско-бита трясутся стены, и Лив чувствует вибрации во всем теле.
— Тогда куда же он делся? — спрашивает она.
— Не знаю. — Вся злость Грега мгновенно испаряется. — Утром мы проснулись и нашли записку, что ему надо идти. Вот такие дела. Вчера вечером после твоего ухода он был какой-то странный. — Грег неловко переминается, будто и так сболтнул лишнего.
— Что?
— Не похож на себя. Слишком близко к сердцу принял всю эту фигню, — говорит Грег и прикусывает язык.
— Повтори!
Вид у Грега до крайности смущенный.
— Ну, он, типа, сказал, что считает, будто история с картиной может лишить вас обоих шанса остаться вместе.
— Так ты думаешь…
— Уверен, он не имел в виду…
Но Лив уже протискивается к выходу.
В воскресенье дел никаких нет, и день тянется бесконечно. Лив сидит в притихшем доме — телефон молчит, мысли путаются и крутятся в голове — и ждет конца света.
Она еще раз звонит ему на сотовый, но, когда срабатывает автоответчик, тут же дает отбой.
У него психологическая ломка.
«Конечно нет».
У него было достаточно времени на то, чтобы понять, что он теряет, связавшись со мной.
«Ты должна ему доверять».
Как жаль, что рядом нет Мо.
Ночь осторожно подкрадывается, воздух сгущается, окутывая город пеленой тумана. Смотреть телевизор ей не хочется, она ложится, но спит плохо, урывками, и просыпается уже в четыре утра, чувствуя, как мысли сплетаются в один ядовитый узел. В половине шестого она сдается, наполняет ванну и лежит в ней, ожидая, когда небо начнет светлеть. Потом тщательно укладывает волосы феном, надевает серую блузку и юбку в тонкую полоску, что в свое время так нравилась Дэвиду. В таком виде она похожа на секретаршу, однажды заметил он, словно это был большой плюс. Наряд дополняют искусственный жемчуг и обручальное кольцо. Она аккуратно наносит макияж. Слава богу, что теперь есть средства, способные замаскировать круги под глазами и посеревшую кожу.
«Он обязательно придет, — уговаривает она себя. — И вообще, надо же хоть во что-то верить».
А город между тем потихоньку пробуждается. Стеклянный дом окутан туманом, что еще больше усиливает ее чувство оторванности от остального мира. Внизу тянутся вереницы автомобилей,
Фрэн нет в ее коробке. Она сидит на перевернутом ведре, глядя на реку, и развязывает шпагат, закрученный сотнями петель вокруг огромной связки пакетов из супермаркета.
Когда Лив подходит к ней с двумя чашками в руках, Фрэн поворачивается и сразу устремляет глаза к небу. А небо отвечает ей крупными каплями дождя, приглушающими все звуки и ограничивающими мир берегом реки.
— Что, бегать не будешь?
— Нет.
— На тебя не похоже.
— Теперь все на меня не похоже.
Лив протягивает ей кофе. Фрэн делает глоток, урча от удовольствия, смотрит на Лив:
— Не стой столбом. Присаживайся.
Лив не сразу понимает, чего от нее хотят, и только потом замечает ящик из-под молока. Придвигает его поближе, садится. Важно вышагивая по брусчатке, к ним направляется голубь. Фрэн сует руку в жеваный бумажный пакет и бросает ему корку. Здесь удивительно тихо и спокойно: Темза с мягким всплеском набегает на берег, вдалеке слышен шум транспорта. Интересно, что написали бы газетчики, если бы увидели, с кем завтракает шикарная вдова известного архитектора? Из тумана появляется баржа и медленно проплывает мимо, ее огни исчезают в серой рассветной дымке.
— Похоже, твоя подруга уехала.
— Откуда ты знаешь?
— Я давно здесь сижу, достаточно для того, чтобы быть в курсе. Ты умеешь слушать. Понимаешь? — стучит она пальцем по виску. — Сейчас никто никого не слышит. Все точно знают, что хотят услышать, но никто толком не слушает. — Она замолкает, словно пытаясь что-то вспомнить. — Я видела тебя в газете.
— Думаю, весь Лондон видел меня в газете, — подув на кофе, отвечает Лив.
— Газета здесь. В коробке, — машет Фрэн рукой в сторону подъезда, а потом тычет пальцем в сверток под мышкой у Лив: — Это она?
— Да, — отвечает Лив. — Это она.
Лив ждет, когда Фрэн выскажет свою точку зрения насчет преступления Лив, перечислит причины, по которым та не имела права оставлять картину себе, но Фрэн молчит. Она шмыгает носом и снова обращает взгляд на реку.
— Вот почему я и не люблю обзаводиться барахлом. Когда жила в ночлежке, у меня вечно все тырили. И неважно, где это лежало — в шкафчике или под кроватью, — они улучали момент, когда тебя нет, и просто брали. Кончилось тем, что я боялась отойти, чтобы не остаться без своего барахла. Ты только представь!