Девушка на качелях
Шрифт:
Агния остановилась посреди двора. Огляделась.
Больше нет ни Марины Зарубиной, ни Эдика Орехова. Давным-давно умерла мать Агнии. Гриша Харитонов – под следствием, ему грозит долгий срок за то, к чему он не причастен.
Где все? Почему этим людям не жилось спокойно, мирно, почему им понадобилось уничтожить друг друга?
Агния судорожно перевела дыхание. Она пока не знала, куда ей идти и что делать. Лишь одно Агния знала точно – она уже не оставит Григория.
Что будет впереди? Какая жизнь? Возможно, Гриша изменит Агнии. Возможно, он ее бросит.
Или самый худший вариант – возможно, он умрет раньше ее и тем самым заставит ее невыносимо страдать.
Возможно все.
Но она, Агния, готова рискнуть. Вчерашний день все расставил по своим местам – она словно заглянула в глаза самой Смерти. И тем бесценнее ей показалась жизнь…
Агния села на качели. Она вдруг вспомнила концовку своего любимого фильма. Призрак затаскивает Кристину в подземный дворец, говорит ей: либо останься со мной, либо я убью твоего Рауля. И что Кристина? Она соглашается остаться с Призраком.
Но уже через мгновение Призрак понимает, что хотел совсем другого – он хотел любви Кристины, а вовсе не ее формального присутствия рядом. И он отпускает Кристину, отпускает ее – вместе с Раулем…
– Почти как в кино, – прошептала Агния, прислонившись виском к железной перекладине.
Вчера Эдуард отпустил ее – потому что понял, что не может заставить ее любить.
Агния нехотя встала, побрела к арке.
Едва она хотела свернуть за угол, в темное нутро арки, как оттуда, навстречу ей, вышли двое.
Ее отец и Гриша.
Оба. Причем самым невероятным было то, что Гриша вел отца под руку! Поэтому в первый момент Агния не поверила своим глазам. Она решила, что у нее начались галлюцинации. Что это сон…
– Агния! – в один голос произнесли оба.
Агния ничего не ответила.
Она смотрела только на Григория.
– Агния… – он сделал шаг вперед, обнял ее.
– Гриша! – взвизгнула Агния, повиснув у него на шее.
– А я тут как будто третий лишний… – брезгливо, сквозь зубы, произнес отец. Засунул руки в карманы широкого плаща и принялся насвистывать, разглядывая стену дома. – Это ж надо, опять вся штукатурка облетела…
– Папа, здравствуй. Очень рада тебя видеть, – Агния отстранила от себя Григория.
– Оно и видно. Ты куда это собралась?
Агния растерялась:
– Мне сказали, что тебя выпустили…
– Это его выпустили, а меня – выписали! Вот и делай людям добро… – мрачно произнес отец.
– И что? – еще больше смешалась Агния.
– И что… Целый день ничего не ел. Мне пиццу на дом заказать? Или в забегаловку какую тащиться? Чтобы меня там не пойми чем накормили… – брюзгливо произнес отец. – Жених вон твой тоже, поди, оголодал, на казенных харчах-то…
– Ты тонко намекаешь, папа, чтобы я вам приготовила ужин? – с трудом улыбнулась Агния.
– Куда уж тоньше! – фыркнул отец. – Домой. Все к нам домой, я сказал!
Отец, отдав приказ, решительно зашагал к подъезду.
Григорий и Агния последовали за ним.
– Что это с
– С сегодняшнего… Мы не друзья, так – временное перемирие… Но что с ним произошло – я не знаю, – честно ответил Григорий. – Борис Николаевич подключил адвоката Доброделова, весь день они доказывали следователю, который занимался моим делом, что Орехов подбросил мне морфин… И доказали. Сержанта какого-то нашли, тот дал показания, что Орехов испытывал ко мне неприязнь на личной почве, еще нашли свидетелей… Конечно, если бы не было вчера стрельбы в ресторане, все оказалось бы гораздо сложней и дольше. А так, я думаю, милицейскому начальству не хотелось, чтобы на Орехове еще какие-то дела висели, чтобы он со всех сторон негодяем выглядел… Поэтому меня так легко отпустили.
– Значит, отец тебе помог… – пробормотала Агния.
– Он за тебя испугался. И я за тебя испугался… Когда я узнал, что Орехов устроил стрельбу и ты была там, с ним рядом… – Григорий сжал ей руку.
– Ты уже все знаешь? Марину жалко. Людей жалко, – с трудом произнесла Агния.
– Он псих. Он сумасшедший! – мрачно, устало произнес Григорий.
– Нет-нет. Он просто хотел, чтобы все было по его воле… – возразила Агния. – А так нельзя!
Григорий хотел тоже возразить ей, но передумал. Взял ее руку, поцеловал. Агния потерлась щекой о его плечо.
– Скоро вы там? – Отец обернулся, открывая дверь в подъезд.
В лифте все трое ехали молча, – лишь отец насвистывал, глядя в потолок.
Отец с Григорием прошли в гостиную, Агния сразу же направилась на кухню. Как ни странно, сейчас она не испытывала никакого недовольства от того, что ее используют как домработницу.
Пусть мужчины всегда едят пищу, приготовленную руками любящей их женщины…
То и дело вздыхая и смахивая с глаз слезы, Агния принялась готовить ужин. Она была и счастлива, и несчастна одновременно, сердце щемило – от печали и радости.
– Агуша, вино-то у нас есть? – на кухню заглянул отец.
– Я не знаю. А что, в баре ничего нет? – дрожащим голосом ответила Агния.
– Коньяк только. Стоп, у меня была бутылка в кабинете… – отец развернулся на каблуках.
– Папа.
– Да? – он снова развернулся.
– Папа, я… – она хотела сказать «я люблю тебя».
– И я тоже! – быстро перебил ее отец. – Все, забыли. Давай не будем разводить сырость!
– Папа, ты меня прости, – упрямо произнесла Агния.
– Что еще? – подозрительно спросил отец.
– Папа, это я виновата в том, что Полина сбежала.
– Ты?!
– Да. Я ей сказала, что ты серьезно болен, что ты стал инвалидом и за тобой придется ухаживать… Прости! Хочешь, я поеду за ней, верну ее?
Глаза у отца стали белыми от ярости. Агния зажмурилась – кажется, грозы не миновать! О, как страшен гнев Зевса-громовержца…
Но стояла тишина.
Агния осторожно открыла глаза, но в кухне уже никого не было.
Агния подошла к дверям, прислушалась к тому, что творилось в глубине квартиры.