Девушка под сенью оливы
Шрифт:
– А это что такое? Объясните!
И снова Пенни выступила вперед и, обращаясь к высокому десантнику, взявшему на себя функции переводчика, сказала, что идея вывесить над госпиталем немецкие фланги принадлежит ей.
– У нас кончились все запасы. И медикаменты, и продукты. Вы нас все время бомбили, мешая лечить и оперировать больных, независимо от их национальности. Разве вы не знаете, что для нас главное – это спасать человеческие жизни? – Пенни посмотрела на десантника с некоторым сомнением, словно не была уверена в том, что он сумеет точно перевести ее слова. – Я в свое время давала клятву. Обещала лечить всех больных, независимо от их национальности
Раненый офицер, запинаясь и спотыкаясь, кое-как перевел ее речь, постоянно бросая взгляды на Пенни, словно желая убедиться в том, что он ничего не наврал. Второй офицер лихо щелкнул каблуками и отсалютовал ей в знак приветствия.
– Капитан сказал, что англичанам повезло иметь среди своего персонала такую героическую женщину. Ее репатриируют вместе со всеми остальными ранеными военнопленными в другой госпиталь, где она будет ухаживать за ними, – поспешно перевел его слова десантник.
Английский язык у переводчика был гораздо лучше греческого, и Пенни увидела, как просветлели лица ее друзей после столь обнадеживающего сообщения.
– Вы, наверное, монахиня из какого-то сестринского ордена? – поинтересовался у нее капитан, но она промолчала в ответ. – Не бойтесь! Ваша униформа будет вам хорошей защитой. Мы уважаем Красный Крест, но только тогда, когда им не прикрываются в своекорыстных целях!
Офицер повернулся к своим людям, и солдаты расступились, давая ей дорогу. Переступая ватными ногами, она кое-как доплелась до остальных и встала рядом с врачами. Слава богу, что, работая с военнопленными, она всегда молчала. А потому версия о том, что она гречанка, никого не удивила. Что ж, судя по всему, ее война близится к концу. Очень скоро ее вместе с ранеными вывезут на Большую землю. Итак, униформа сестры Красного Креста снова спасла ей жизнь. Униформа плюс знание языка. С ней все более или менее ясно. А что будет с остальными? С этими мужественными ребятами из Австралии и Новой Зеландии? Сейчас их судьба всецело в руках победителей.
– Кажется, ты их обвела вокруг пальца, Пенни! Молодец! – тихо прошептал ей Дуг.
– Не всех! Тот раненый капитан – он видел меня в форме. Правда, я никогда с ним не разговаривала.
– О, этот тебя не выдаст. Он тут такие дифирамбы тебе пел. Сказал, что ты спасла ему жизнь и что ты преданно ухаживала за его бойцами.
– Я его не спасала. Капитан преувеличивает. Рана у него была не самая тяжелая.
– Они сейчас переправят тебя в Афины вместе с самыми тяжелыми пациентами. Будешь ухаживать за ними там.
– Я уеду только тогда, когда увижу, как уедете вы. И не раньше! – упрямо отрезала Пенни, занятая сбором вещей, которые в беспорядке валялись по всей пещере.
Ей нужно все хорошенько обдумать. Что она сделала? Облегчила себе жизнь? Она вдруг вспомнила, с какой яростью взглянул на нее Брюс в момент прощания. Есть ведь и другие варианты. Разве не он всего лишь какую-то неделю тому назад советовал: «Беги в горы»? Но как все стремительно меняется в этой жизни! И где теперь ей искать тех партизан, которые горят желанием сражаться за свою свободу? Да и будут ли они сражаться, когда англичане окончательно оставят остров? Но предположим, она уедет отсюда, и что дальше? Даже если она сойдет за гречанку, что из того? Куда ей податься? К кому? Она ведь сама читала листовки, которые развешивали на стенах домов немцы. За укрывательство врага мирным жителям грозит расстрел на месте. Да, кажется, ее судьба в другом! Надо уходить в горы и браться за оружие.
Интересно, почему этот раненый офицер так хлопотал за нее? Неужели же он не узнал ее? Скорее всего, узнал! Тогда зачем? Не нужны ей никакие милости от врага! Даже в минуту поражения. Впрочем, война ведь еще не закончена. Надо идти и сражаться дальше. Только вот как?
И вот она снова стою перед выбором. Эвакуироваться с ранеными? Убежать и попытаться найти Брюса? Уйти в горы? Или остаться и продолжать бороться здесь? Господи! Ну что же делать?
Ханья 28 мая 1941 года
Последние несколько суток Йоланда Маркос безвылазно просидела в подвале клиники Красного Креста. Бомбардировки не прекращались ни днем ни ночью. Немцы методично, район за районом, превращали Ханью в пыль. В подвальных помещениях, до отказа заполненных народом, текла своя, почти загробная жизнь: горели свечи и керосиновые лампы, медсестры оказывали помощь больным и попутно успокаивали гражданских, слишком напуганных, слишком подавленных, чтобы жаловаться и просить о помощи.
А потом наступило утро, и вдруг стало тихо. Совсем тихо. Люди, не веря, что им наконец подарили спокойное утро, без воя сирен и взрыва бомб, начали потихоньку выползать на улицу. Подвалы клиники тоже открыли, и медперсонал потянулся на выход. Всем захотелось собственными глазами увидеть то, что еще осталось от города.
Больше всего на свете Йоланде хотелось бросить все и стремглав помчаться в еврейский квартал. Как там ее родители? Живы ли они? Все эти дни и ночи она не переставая молилась за них.
Как ни удивительно, но сама клиника пережила страшные бомбежки с минимальными потерями. Выбиты оконные рамы, повсюду в коридорах разбитые стекла, а на улице уже выстроилась живая очередь: кого-то ранили, у кого-то обострилась давняя болезнь. Почерневшие от горя и страха люди покинули убежища, в которых они прятались, и пришли к ним за помощью.
Йоланда вышла на улицу и невольно зажмурилась от яркого солнца.
– Слава богу! – воскликнула стоявшая неподалеку женщина и истово перекрестилась. По ее щекам градом текли слезы. – В небе больше нет этих ужасных железных птиц. Но они разрушили наши церкви и уничтожили наши дома. Бог всемилостив. Он видит все и в свое время всем воздаст по заслугам!
Она продолжала выкрикивать что-то еще о каре Господней, но люди слушали ее молча, с облегчением вглядываясь в чистое небо. Их район, Халепа, почти не пострадал, но, судя по густому смогу, окутавшему улицы, по языкам пламени, вырывающимся в небо в самых разных концах города, разрушения были катастрофическими.
– Мне надо срочно отправиться на поиски родителей! – обратилась Йоланда к доктору. – Они, наверное, считают меня погибшей.
– Ступайте! – сказал ей Андреас. – Но будьте предельно осторожны! Вы нам очень нужны.
За последние дни между ними установилась какая-то особая, доверительная связь. Работая бок о бок, ночами напролет, среди кромешной тьмы, под канонаду взрывов, все время балансируя на грани жизни и смерти, каждый из них почувствовал почти родственную близость друг к другу. Йоланда постоянно ловила себя на мысли, что еще ни один мужчина не волновал ее так сильно, как Андреас Андролакис. Достаточно было посмотреть, как внимательно и сосредоточенно он выслушивает пациентов, с какой теплотой обращается с каждым больным, как умеет вселить надежду своим спокойствием и уравновешенностью даже в самую израненную душу, чтобы понять, какой замечательный врач их начальник госпиталя.