Девушка с приданым
Шрифт:
Родни пристальнее вгляделся в лицо спутницы, но длинные темные ресницы затеняли глаза, так что он не увидел, какой эффект возымели его слова.
«Господи! Какой же я дурак! В этом виновны поведение Стеллы и виски Питера. О чем она думает?»
Родни крепче сжал руль автомобиля.
– Извините, если причиняю вам беспокойство. Я сейчас поверну машину на следующем повороте, и мы поедем обратно. У меня такое чувство… Вам кажется… что вы сейчас катите вместе с дьяволом в преисподнюю.
Кейт приподняла свои ресницы.
–
– Кейт! Вы ведь на меня не сердитесь? – почувствовав глубокое облегчение, рассмеялся Родни. – Мне можно продолжать?
Она утвердительно кивнула.
– Но я должна вернуться в Тайн-Док не позже четверти второго ночи, доктор.
– Будет исполнено в точности.
Выйдя из машины, Родни снова принялся заводить рукояткой двигатель.
Кейт распрямила плечи, словно сбрасывала с них накидку. Она наблюдала за действиями доктора через ветровое стекло. Он приподнял голову. Их глаза встретились, и невольные сообщники улыбнулись друг другу.
Мимо пронеслись Джероу, Хебберна и Пело. Автомобиль издавал успокаивающий скрежет. Родни и Кейт сидели молча, расслабившись на мягких сиденьях, чувствуя, как странная, волнующая теплота обволакивает их сердца.
– Я остановлюсь на вершине одного из Феллингских холмов, – предложил доктор Принс. – Там мы сможем хорошенько рассмотреть все вокруг и спокойно поговорить.
– Если хотите, я не против, – согласилась Кейт.
Дорога пошла вверх. Вдалеке, отливая сталью, виднелась лента реки. Справа лежал залитый лунным светом город Феллинг. Его улицы, застроенные небольшими домиками, вились по склону холма.
Родни свернул на обочину. Шины зашуршали по траве. Машина остановилась на вершине холма.
– Укутайтесь вот в это, – предложил доктор, подавая тяжелый плед, лежавший до этого на заднем сиденье автомобиля.
Откинувшись на спинку, он стал набивать трубку табаком.
– Теперь можно поговорить, – скосив на спутницу глаза, сказал Родни.
– Что вы хотите знать?
– Не говорите так со мной, Кейт, а то я решу, что страдаю излишним любопытством.
– Если бы вы были излишне любопытны, то уже все обо мне знали бы. Вам тогда не пришлось бы, сидя в машине, задавать мне вопросы. В районе Пятнадцати улиц тайны личной жизни не существует.
– Нет. Мне кажется… Ладно. В последний раз, когда мы виделись, вы собирались выходить замуж. Что-то случилось?
– Ему не нравилась Энни. Он хотел, чтобы я оставила ее у мамы.
– Не нравилась Энни… – недоверчиво повторил за ней Родни Принс.
– Не нравилась. Он хотел, чтобы я оставила ее с бабушкой. Но я не смогла… не смогла сделать этого. Я не хотела расстраивать маму, но оставить Энни в этом доме, а самой жить отдельно… Нет, это не по мне. Ей бы все детство пришлось терпеть такую жизнь.
– Вы правы, Кейт. Хорошо, что вовремя это поняли и не наделали ошибок.
– Да. Я с самого начала
Но Кейт так и не сказала, в чем же заключалась эта «неполная откровенность».
– А почему Энни не может жить с вами у Толмаше?
– Они предлагали мне еще несколько лет назад, но мама была против. Она привязалась к внучке и… ко мне.
– Да. Конечно. Я понимаю.
– Знаете, доктор, если бы я не родила Энни, то никогда не поступила бы в услужение к Толмаше. Страшусь даже представить, как бы сложилась моя жизнь при других обстоятельствах. Энни, вы, Дорри Кларк и доктор Дэвидсон привели меня в дом Толмаше.
– Какое Дорри Кларк имеет отношению к этому доброму делу? – удивился Родни.
– Если бы она не повредила себе ногу, то вы не послали бы за доктором Дэвидсоном, а без него я бы никогда не узнала о Толмаше. Вместо меня это место получила бы какая-нибудь другая девушка. Доктор Дэвидсон рассказал мне о месте только для того, чтобы успокоить мои нервы. Он, как говорит мистер Бернард, хороший психолог.
Родни посмотрел на Кейт.
– Мистер Бернард дает вам уроки?
– Да, – подтвердила Кейт.
Ее голос дрожал от избытка чувств.
– Он дает мне уроки уже на протяжении шести лет, почти каждый день, за исключением праздников и выходных.
Кейт плотнее закуталась в плед. Падал редкий снежок. С вершины холма она смотрела вдаль, где усеянное звездами ночное небо встречалось с гладью реки.
Родни, глядя на спутницу, подумал, что Кейт определенно много выиграла от знакомства с Толмаше. Чуду подобно, но факт…
– Неужели?
– Ну… Первый год был самым трудным, – продолжала рассказывать Кейт, – но я прилагала много усилий, чтобы справиться. Я очень хотела научиться правильно говорить.
Она, словно извиняясь, бросила на доктора быстрый взгляд.
– Затем был период, когда мне вообще ничего не хотелось учить… Но мистер Бернард продолжал со мной заниматься, помогал и поддерживал меня. В какой-то момент мне захотелось не просто правильно говорить, но научиться самостоятельно думать. С этого времени моя жизнь изменилась кардинальным образом. Теперь я на все смотрю иначе, чем прежде.
– Чему он вас учил?
– В основном английскому языку, и привил мне любовь к литературе. Он, вы ведь знаете, преподавал в Оксфорде.
Родни кивнул головой. Его глаза не отрывались от ее лица.
– Сейчас я изучаю немецкий язык, а до этого занималась французским. Я читала в оригинале Оноре де Бальзака и…
Кейт повернулась к спутнику. Ее темно-зеленые глаза светились от волнения.
– Вы, доктор, единственный человек, кроме Толмаше, с кем я могу поговорить об этом. Вы представляете, как моя жизнь изменилась благодаря вам?
Родни не ответил, но продолжал сверлить ее глазами. Мундштук зажатой в руке трубки застыл в нескольких дюймах от его рта.