Девушка с пробегом
Шрифт:
Перезваниваю, уже встревоженная. Что-то случилось с сестрицей Иркой? С кем-то из её мелких?
— Надя, — мама отвечает таким голосом, что уровень моей тревоги взлетает до небес. А еще на заднем фоне грохочет метро, и это тоже паршивый фактор, мама собиралась провести у Ирки весь остаток выходных. Что вдруг заставило её сорваться и броситься к нам?
— Надя, где ты пропадаешь? — тем временем перекрикивая поезда и помехи связи кричит в трубку мама. — Там нас топят. Мне соседи снизу позвонили, сказали, что до них дотекло. У Ивановых что-то с трубой и никого нет дома. Можешь себе представить, что в нашей квартире творится?
Топят? Нас? Серьезно?
Ивановы — семейка над нами, я её знаю, давняя наша проблема. Меня бесит тамошний бухарик-отец семейства, меня бесит и позиция его жены, которая “куда мне деваться, разводиться не буду”. И они нас уже топили в прошлом году, но тогда все обошлось, они обещали, что займутся своими трубами и сменят стиралку, и что это, мол, не повторится. В суд я тогда подавать не стала, взыскивать с них все равно было нечего, но проводку в одной из комнат пришлось менять.
— Да, мам, я сейчас поеду посмотрю… — мертвым голосом произношу я.
Огудалов сжимает мои пальцы, явно пытаясь обратить на себя мое внимание. Его, кажется, тоже обеспокоил мой тон. Я смотрю на Давида, но сосредоточиться на нем получается с трудом. В уме я вспоминаю про три портрета, которые делала на заказ и почти закончила, и еще два холста, подготовленных для выставки. В каждом — не одна неделя моей работы. И их сейчас один нечаянный потоп просто прикончит. И Зевс — что там с ним? У него закрытый террариум, но вентиляционные отверстия для воды в крышке имеются… Он и так хандрит в последнее время, мне еще простуды для него не хватало…
Боже, как это все не вовремя… Хотя, когда такой трэш происходил вовремя вообще?
24. Ищем ковчег. Недорого
— Малыш, это была двойная сплошная…
— Это была моя двойная сплошная, — невозмутимо откликается Давид. Кажется, его уже даже мои “малыши” не бесят, как с этим жить? Срочно нужно найти другое бесячее прозвище.
— И здесь скоростное ограничение, смотри, вон — знак, — сейчас я возмутительно занудна, но я на самом деле жить хочу. Очень. Я у Алиски одна мать, и кто ей меня заменит, если этот отчаянный водятел размажет и себя, и меня по какому-нибудь фонарному столбу?
— Богиня моя, у тебя там библейский потоп начинается — а ты про скоростные ограничения речи ведешь, — Давид бросает это небрежно, мол, не о том ты беспокоишься Наденька. А как не беспокоиться?
— Тебя так прав лишат, — слабым голосом замечаю я.
— И правильно сделают, да? — Огудалов ухмыляется, выкручивая руль, и виртуозно перестраивается в соседний поток машин, который двигается порезвее. Кто-то материт его на тему “ты что за фигурное катание на дороге устроил”.
Я готова поставить тысячу лайков этому оратору. Ну если обрезать финальное словечко, адресованное Давиду. Вот с определением его ориентации тот красноречивый оратор сильно промахнулся.
Хотя водит Огудалов виртуозно. Уже выгружаясь у моего дома, я вижу маму, которая торопливо шагает от автобусной остановки, и понимаю, что мы каким-то чудом её обогнали. Но все-таки безопаснее было вызвать такси.
— Ты в какой жизни в формуле-один гонял? В этой или в прошлой? — Давид разводит руками. В прошлой наверное. И убился к черту, чтобы переродиться и свалиться на мою голову. Один вопрос к богам — чем я так провинилась?
Маму мы дожидаемся, и она соглашается забрать Лису, пока я поднимаюсь оценить уровень ущерба.
— Может, домой поедешь? — тихо спрашиваю я у Давида, потому что ну вот нафига ему это все? Нафига ему мои проблемы? Их даже я-то не хочу, а ему-то чего заморачиваться проблемами любовницы “по работе”?
— Может, не будем тут стоять, а уже поднимемся?
Я сначала даже не замечаю, что благодарно стискиваю его пальцы. Честно говоря, все эти новости меня выбили из колеи, и одной мне сейчас оставаться не очень хочется.
Несколько секунд в кабине лифта я провожу, уткнув лоб в обтянутое фетром плечо моего Аполлона. Боже, иногда он бывает таким… Своевременным.
Нас толком не топили, хотя тот случай, когда дотекло до маминой комнаты и подтопило там проводку — и был жив на моей памяти.
Да, заменять проводку было дорого, да — я с той поры настолько косо смотрела на Борю Иванова, что он при виде меня обычно втягивал все — голову в плечи, руки — в рукава, чекушки — в карманы.
Даже не представляю, как выглядит наше затопление сейчас. Но все-таки, ведь за несколько часов, если протечка небольшая — не может же сильно, да?
Наверное, если бы не Давид — я бы уже на мыло изошла. Уже бы сбегала и пришибла Иванова-старшего, оставила бы его жену вдовой, а детей сиротами. Воистину, лучше же было бы, чем вот так. Зуб даю — Борис Сергеич и накосячил.
Но нет, я не бегу, со мной Давид — задумчивый, удивительно спокойный, собранный… С ним гораздо легче оказывается шагать в квартиру, воздух в которой даже на вкус — влажный и спертый, как-то попроще, чем если бы я это делала одна.
Воды на полу — сантиметра два или три, я осознаю это, как только шагаю за порог квартиры. Понимаю еще и то, что подошва у ботинок где-то треснула. Пальцы на ногах уже мокрые. Спасибо, что не кипяток, блин. Но вода теплая. Это ощущается. Ох, кому-то счет за горячую воду придет… И хорошо, что не мне. Но надеюсь и не всему дому.
Я надеялась. Я очень надеялась… Что все обойдется малой кровью, что там чуть-чуть покапало, и я обойдусь только устранением лужи на кафеле в ванной, но…
Вода везде. И это не "чуть-чуть покапало" — это долго, хорошо и качественно лило. Черт, да сколько же времени прошло, прежде чем воду перекрыли?
— Не водопроводная утечка, — произносит Давид, стоя за моей спиной, — у них радиатор потек.
— А ты откуда знаешь? — тихо уточняю я, распутывая шарф на шее.
— Паром пахнет, — пожимает плечами Огудалов, — текла горячая вода. И запах специфический.