Девушка с веслом
Шрифт:
Но самое ужасное – любимое судно Таракана. Оно представляет собой две брезентовых сардельки с резиновыми сосисками внутри, соединённых тонкими трубками, напоминающими остов раскладушки. Упоров на этой штуке нет, зато есть верёвочные стремена. Сидеть положено на попе, верхом на рюкзаках. Брезент достаточно стар и имеет дыры, через которые по вечерам из баллонов сливают воду.
Таракан, восседающий на корме этого чуда, в шляпе и с деревянным веслом, напоминал Снусмумрика. Он намеревался втроём ходить все пороги (а среди них были и «пятёрки»), но третий член экипажа – более здравомыслящая девушка – вскоре наотрез отказалась сидеть на попе. А Лёха, пофигист, остался. Так они и прошли всю реку, за исключением водопадов «Оба-на»
В результате на второй четвёрке (нормальной, от Рафтмастера) оказались три девушки и капитан, который называл нас «краснознамённый ордена Ленина гарем имени Надежды Константиновны Крупской». У него, к счастью, хватало ума не пускать такой состав в пороги, и Лёха замещал девушек по очереди. А Таракан оставался верен своей пупындре.
Параллельно с нами шла команда «монстров» с семьями на выгуле. Они наблюдали тараканий сплав и как-то высказали общее мнение:
– Чувство такое: восходят альпинисты на Эверест, в кислородных масках, в снаряжении навороченном, обмороженные, измотанные. Подымаются на вершину – а там шашлычная.
ПАРОЛЬ
В этом походе по Кутсе у нас в группе была очень влюблённая парочка. Они всегда ставили палатку подальше от других, но с непривычки, услышав нечеловеческий вопль, я пару раз автоматически кидалась к аптечке. Потом привыкла. Дрыхли они впоследствии без задних ног, причем, когда их пытались разбудить, оба отвечали вполне членораздельно, но потом ничего не помнили.
В бодрствующем состоянии сама парочка придумала, как с этим справиться. Тот, кто их будит, должен дождаться ответа условной фразой, и не прекращать побудку, пока он не произнесёт первую половину фразы, а она – вторую. Фраза была «Сорок тысяч обезьян в ж… сунули банан». Кто читал раннего Лукьяненко, тот оценит.
ДВОЙНОЕ ХАРАКИРИ
Такую картину мы наблюдали на пороге Двойной Прыжок реки Кутсайоки. Чей-то древний катамаран, на скорости соскочив с маловодного слива, воткнулся носами в камни. Ветхая шкура лопнула на обоих носах сразу – и на свет Божий вывалились восемь кишок! Так и поплыли: люди отдельно, кишки отдельно.
СОЛЁНОЕ САЛО
Однажды осенью меня неожиданно соблазнили на покатушки. Команда из города Запорiжжя (за Парижем такой город) приехала на собственных грузовых машинах на любимую Большую Лабу в конце сентября.
Поставили стационарный лагерь и катались на порогах. По мягкой осенней воде даже я решилась кататься там на двойке. Благо, капитан её чувствовал воду как рыба. Этот Пашка потом на Белой первые места брал.
Хохлы оказались такими патриотами, что даже каньон Солёные Скалы переименовали в Солёное Сало.
ЁМКАЯ КВАРТИРА
Наши приятели из Запорожья, сидя у себя дома, дистанционно купили каяк. То есть, деньги через кого-то передали (или перечислили), а каяк один из моих тогдашних квартирантов Лёха Беляков – тоже водник – доставил ко мне домой. А потом
В один прекрасный день у меня в квартире находились одновременно два катамарана, один велосипед, один каяк и два запорожца. Без кавычек.
АКТИВНЫЙ СПАСКОНЕЦ
Был у меня любимый компаньон. Если условия позволяли, мы всегда путешествовали вместе. Ни с одним человеком я бы не смогла достичь такого устойчивого консенсуса. Мой компаньон – кот.
Звали его Сэнди – масть у него такая, песочно-рыжая. Я под него волосы красила. Он турист во втором поколении: его мама Соня была любимой кошкой Кости Дубровского, основателя и бывшего председателя физтеховского спелеоклуба «Барьер». Костя брал её с собой в спелеопоходы, но под землю не спускал, оставлял в лагере. Потом, к сожалению, Костя спился, а Соня Дубровская потерялась.
А Сэнди бывал под землёй, в каменоломнях. И прекрасно себя чувствовал, если только весь свет не выключали. Боязно, когда нет ни фотончика для чувствительных кошачьих глаз. Он проехал со мной много тысяч километров автостопом, причём с ним меня подвозили лучше, чем без. И окрас у него для голосования самый подходящий, и глаза – КОТОфоты.
Путешествовать коту очень нравилось. Когда я собирала рюкзак, он норовил улечься сверху и мурлыкал. Так на рюкзаке и ездил. Иногда даже самостоятельно засовывал лапы в свою обвязку, предвкушая удовольствие. В дороге я его к рюкзаку пристёгивала на всякий случай, а в больших лагерях прикрепляла к обвязке записку с информацией о нашей стоянке и телефоном. От людей домашний зверь далеко не уходил, но по населёнке гулял свободно, и часто перед сброской приходилось его искать.
Если я не брала Сэнди с собой – не всегда ведь это возможно – он обижался. Долго не хотел со мной общаться, мог и снарягу «пометить», если её вовремя не спрятать. Он ведь полноценный кот, не кастрированный. Трижды имел детей, причем помогал матери рожать: облизывал новорождённых и вытягивал плаценты за пуповину. Случай в науке не описанный! Дети его тоже путешественники: одна дочь уехала в Европу (со всеми необходимыми документами), другая в Магнитогорск, третья в Питер, четвертая потерялась в районе Селигера. А сыновья почему-то получились домоседами.
На воде Сэнди тоже бывал. Ходил в байдарке по спокойной реке, в распашной лодке по озеру. А на КОТОмаране только на берегу сидел: не брать же его в пороги. Если был стационарный лагерь, там кошак и тусовался, охотился на мелких зверьков и по чужим кострам шакалил. Здесь я о нём так редко упоминаю, потому что походы обычно бывают такие, что детей и зверей с собой не поведёшь.
Нет, на серьёзный сплав я зверя не возьму никогда. Себя бы спасти, ежели что, какой уж тут кот. Хотя коллеги предлагали ему спасжилет сделать из пластиковой бутылки и хвост в горлышко пропустить. Говорили, что из него получится хороший гребец, потому что как минимум две техники – зацеп и подтяг – он знает инстинктивно.