Девушка в башне
Шрифт:
из вас, или вы выживете, а ребенок родится мертвым.
– Она, – едва слышно сказала Ольга. Вася пыталась говорить, но не могла. – Она.
Дочь.
– Да, Ольга Петровна.
– Пусть она живет, – сказала просто Ольга и протянула руку.
Вася не могла это вынести.
– Нет! – закричала она, бросилась к Ольге, отбила ее протянутую руку и обняла
сестру. – Живи, Оля, – прошептала она. – Подумай о Марье и Данииле. Живи, живи.
Глаза бога смерти сузились.
–
– Нет, – выдохнула Вася. Она вроде слышала голос Морозко, но ей было все равно,
что он скажет. Между ней и сестрой бежал поток любви, гнева и потери, и все остальное
было забыто. Вася потянула изо всех сил и вернула Ольгу в купальню.
Вася пришла в себя, пошатнувшись, оказалась прислоненной к стене купальни.
Занозы были в ее руках, волосы прилипли к лицу и шее. Потная толпа окружала Ольгу,
словно душила руками. Среди них стоял один, одетый в черное, произносил последние
слова голосом, что легко заглушал всех. Золотые волосы мерцали во тьме.
Он? Вася в ярости прошла по жаркой комнате, растолкала толпу и взяла сестру за
руки. Священник резко замолк.
Вася не думала о нем. Вася видела перед глазами другую темноволосую женщину,
другую купальню, другого ребенка, убившего мать.
– Оля, живи, – сказала она. – Прошу, живи.
Ольга пошевелилась, ее пульс забился под пальцами Васи. Ее мутные глаза
открылись.
– Головка! – закричала повитуха. – Еще толчок…
Ольга посмотрела в глаза Васи, а потом ее глаза расширились от боли, ее живот
рябил, как вода в бурю, а потом выскользнул ребенок. Ее губы были голубыми. Она не
двигалась.
Тревожная тишина сменилась криками облегчения, повитуха очистила девочку,
вдохнула ей в рот.
Она не двигалась.
Вася перевела взгляд с серого тельца на лицо сестры.
Священник прошел, оттолкнув Васю. Он налил масла на голову ребенка, начал
крестить.
– Где она? – лепетала Ольга, протягивая слабые руки. – Где моя дочь? Покажите.
Ребенок все еще не двигался.
Вася стояла там с пустыми руками, ее толкала толпа, пот стекал по ее ребрам. Жар
ярости остыл, остался пеплом на губах. Но она не смотрела на Ольгу. Или на священника.
Она смотрела на фигуру в черном плаще, что нежно забрала белого окровавленного
человечка и унесла.
Ольга издала жуткий звук, рука Константина упала, закончив ритуал: доброе дело
для ребенка. Вася стояла на месте.
«Ты жива, Оля, – думала она. – Я спасла тебя», – но у мысли не было силы.
* * *
Уставшие глаза Ольги смотрели будто сквозь нее.
–
– Оля, – начала Вася. – Я…
Рука в черной мантии схватила ее.
– Ведьма, – прошипел Константин.
Слово ощущалось камнем, по тишине шла рябь после него. Вася и священник стояли
в центре безликого кольца, полного красных глаз.
В последний раз Вася видела Константина Никоновича, когда священник сжимался,
и она просила его уйти – вернуться в Москву, Царьград или ад – но оставить ее семью в
покое.
Константин вернулся в Москву, выглядел так, словно его пытали в аду. Выпирающие
кости бросали тени на его красивое лицо, его золотые волосы спутались и свисали до плеч.
Женщины смотрели без слов. Ребенок умер в их руках, и эти руки дрожали от
беспомощности.
– Это Василиса Петровна, – выдавил Константин. – Она убила своего отца. Теперь –
ребенка своей сестры.
Ольга за ним закрыла глаза. Одна рука придерживала голову мертвого младенца.
– Она говорит с дьяволами, – Константин не сводил с нее взгляда. – Ольга Петровна
была слишком добра, чтобы прогнать врущую сестру. И вот, что вышло.
Ольга молчала.
Вася не отвечала. Как тут защититься? Младенец был неподвижным, сжался, как
лист. В уголке сгусток пара, что мог быть маленьким толстым созданием, тоже плакал.
Священник взглянул на тусклую фигуру банника – она могла поклясться – и
побледнел сильнее.
– Ведьма, – прошептал он. – Ты ответишь за свои деяния.
Вася взяла себя в руки.
– Отвечу, – сказала она Константину. – Но не здесь. Неправильно делать это здесь.
Оля…
– Уйди, Вася, – сказала Ольга. Она не смотрела на нее.
Вася, спотыкаясь от усталости, ослепленная слезами, не возразила, когда Константин
вывел ее из купальни. Он захлопнул дверь за ними, убрав запах крови и звуки горя.
Платье Васи промокло и просвечивало, свисало с плеч. Она ощутила холод улицы и
впилась пятками.
– Дайте хоть одеться, – сказала она священнику. – Или хотите, чтобы я замерзла до
смерти?
Константин резко отпустил ее. Вася знала, что он видел все черты ее тела, ее соски
торчали через платье.
– Что ты со мной сделала? – прошипел он.
– Сделала? – Вася была ошеломлена от печали, голова кружилась от смены жары на
холод. Пот застыл на ее лице, босые ноги царапал деревянный пол. – Ничего.
– Врешь! – рявкнул он. – Врешь. Я был хорошим. Не видел чертей. А теперь…
– Видите их? – Вася была потрясена и горевала, смогла выдавить лишь горечь. Ее