Девушка в башне
Шрифт:
отца за собой в день, когда Медведь был скован, и он прибыл вовремя на поляну… и умер.
Но я не убивал его. Я дал ему выбор. Он это выбрал. Я не могу просто забрать жизнь, Вася.
– Ты соврал мне, – сказала Вася. – Ты сказал, что отец просто очутился на поляне
Медведя. О чем еще ты соврал, Морозко?
Он снова молчал.
– О чем же? – прошептала она, держа камень между ними.
Его взгляд метался от камня к ее лицу, острый, как осколки.
– Я его сделал, – сказал он. – Льдом
– Дуня…
– Взяла это у твоего отца. Петр получил его от меня, когда ты была ребенком.
Вася дернула за кулон, и он был сжат в ее ладони, а обрывки цепочки свисали.
– Зачем?
Она думала, что он не ответит. А потом он сказал:
– Давным–давно люди оживили меня, дали лицо холоду и тьме. Назначили меня
править ими, – он смотрел мимо нее. – Но… мир менялся. Монахи пришли с бумагой и
чернилами, с песнями и иконами, и я стал слабее. Теперь я лишь сказка для непослушных
детей, – он посмотрел на синий камень. – Я не могу умереть, но могу угаснуть. Могу
забыть и быть забытым. Но… я не готов забывать. И я привязал себя к человеческой
девушке силой в ее крови, и ее сила сделала меня снова сильным, – его бледные глаза
вспыхнули. – Я выбрал тебя, Вася.
Васе было не по себе. Это было связью между ними, а не общие приключения,
симпатия или огонь в ее плоти от него. Это. Этот кристалл, эта не–магия. Она подумала об
угасающих чертях, что таяли в их мире колоколов, и как ее ладонь, ее слова, ее дары
делали их ненадолго настоящими.
– Потому ты привел меня в свой домик в лесу? – прошептала Вася. – Зачем ты
отгонял мои кошмары и одаривал меня? Зачем… целовал меня во тьме? Чтобы я верила в
тебя? Была твоей… рабыней? Это был план, чтобы сделать себя сильнее?
– Ты не рабыня, Василиса Петровна, – рявкнул он.
Она молчала, и он продолжил нежнее:
– Мне этого хватает. Мне нужны были от тебя эмоции… чувства.
– Поклонение, – парировала Вася. – Бедный демон холода. Все твои верующие
повернулись к новым богам, и ты остался захватывать сердца глупых девочек, что не
знают ничего лучше. Потому ты так часто приходил и уходил. Потому просил носить
камень и помнить тебя.
– Я спас тебе жизнь, – резко ответил он. – Дважды. Ты носила камень, и твоя сила
поддерживала меня. Разве это не справедливый обмен?
Вася не могла говорить. Она едва его слышала. Он использовал ее. Она обрекла
родню. Ее семья была разрушена… как и ее сердце.
– Найди другую, – сказала она, удивляясь спокойствию в голосе. – Найди другую для
своего талисмана. Я не могу.
– Вася… нет, ты должна выслушать…
– Я не буду! – закричала она. – Я ничего от тебя не хочу. Я никого не хочу. Мир
велик, ты найдешь
– Если ты сейчас оставишь меня, – ровно ответил он, – будешь в ужасной опасности.
Чародей тебя найдет.
– Так помоги мне, – сказала она. – Скажи, что хочет сделать Касьян.
– Я не вижу. Он окружен магией, отгоняет меня. Лучше уходи, Вася.
Вася покачала головой.
– Может, я умру тут, как умирали другие. Но я не умру как твоя рабыня.
Ветер поднялся между ударами ее сердца, и Васе показалось, что они стоят одни в
снегу, что запахи и силуэты города пропали. В свете луны были только она и демон
холода. Ветер выл и носился вокруг них, но ее коса не шевелилась.
– Отпусти меня, – сказала она. – Я ничья слуга.
Ее ладонь разжалась, и сапфир упал. Он поймал его, и камень растаял в его руке,
пока не осталась лишь горсть холодной воды.
Ветер резко утих, и все вокруг было в разворошенном снеге и высоких дворцах.
Она отвернулась от него. Двор князя Серпухова никогда не казался таким большим,
а снег таким глубоким. Она не оглядывалась.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
24
Ведьма
После гонки шестеро воинов Дмитрия отвели Сашу в Архангельский собор, где его
заперли в маленькой келье. Там его оставили, и он ходил по кругу от своих мыслей. В
основном, они были о его сестре, раздетой и пристыженной перед всей Москвой, но ее
смелость не была сломлена, она переживала за него.
– Тебя отправят к епископам, – сказал ему ночью Андрей, когда принесли ужин. Он
мрачно добавил. – И обсудят. Если тебя не убьют в темноте, Дмитрий сам тебя казнит. Он
злится. Его дед казнил бы. Я сделаю, что смогу, но этого мало.
– Отец, если я умру, – Саша вытянул руку, дверь почти закрылась, – сделайте, что
сможете для моей сестры. Для сестер. Ольга не хотела ничего плохого, а Вася…
– Не хочу знать, – едко сказал Андрей, – о твоей Васе. Если бы ты не клялся Богу, ты
бы уже был мертв за ложь ради ведьмы.
– Хоть сообщите отцу Сергею, – сказал Саша. – Он меня любит.
– Это я сделаю, – сказал Андрей, уже уходя.
* * *
Колокола звенели снаружи, звучали шаги и сплетни. Неразборчивые молитвы
срывались с губ Саши, не озвученные до конца. Сумерки стали ночью, и Москва была
пьяна и радовалась в свете луны, когда шаги зазвучали в монастыре, и дверь Саши