Девушка в башне
Шрифт:
криком полетел во двор. Псы лаяли в будках. Васе показалось, что она заметила Касьяна у
ворот дворца, его волосы были черными в темноте.
А потом раздался ревущий боевой клич, сильный, но хриплый от удивления и
тревоги. Голос великого князя московского.
– Митя, – выдохнул Саша. Что–то в этом детском прозвище, которое не звучало с тех
пор, как Дмитрия короновали в шестнадцать, вызвало отголосок их детства, и Вася вдруг
подумала:
«Потому
нуждался в нем».
– Будь здесь, Вася, – сказал он. – Прячься. Запри ворота, – и он побежал в бой, меч
пылал от света сверху. Стражи собирались во дворе. От главных ворот донесся грохот.
Стражи замерли, колебались между угрозой сзади и сверху. Саша не мешкал. Он добрался
до южной лестницы и нырнул во тьму.
Вася заперла врата, как просил Саша, и замерла на миг в тени, не решившись. Она
смотрела на главные врата, ошеломленную стражу дворца, на мелькающие дико огни в
окнах дворца.
Она услышала крик брата, звон его меча. Вася выдохнула молитву за него и пошла к
конюшне. Ей нужно было не только предупредить великого князя, но и забрать лошадь.
Она добралась до длинной низкой конюшни и сжалась в тени.
Страж во дворе взвыл и упал, пронзенный стрелой со стены. Весь двор был наполнен
криками, бегали взволнованные люди, многие были пьяными. Летело больше стрел.
Больше людей падало. Над шумом она снова услышала голос Дмитрия, теперь отчаянный.
Вася молилась, чтобы Саша успел к нему.
Врата колотили все сильнее. Ей нужно было добраться до Соловья. Он был там? Его
убили, забрали куда–то или ранили…?
Вася сжала губы и свистнула.
Ее тут же наградил знакомый яростный вопль. А потом треск, словно Соловей решил
пробить конюшню. Другие лошади заржали, и все здание охватил шум. Другой звук
присоединился к шуму: свистящий вопль, не похожий на лошадей.
Вася слушала миг крики просыпающихся конюхов. А потом рассчитала момент и
побежала внутрь.
Там был беспорядок, как во дворе. Лошади в панике бились в загонах, конюхи не
знали, успокоить их или проверить, что за шум снаружи. Конюхи были испуганными
слугами без оружия. Шипение стрел было уже слышно, как и крики.
– Делай, что нужно, и уходи, – сказал голосок. – Враг близко, и ты пугаешь нас, –
Вася посмотрела на тени на сеновале, увидела глазки на маленьком лице, хмуро глядящие
на нее. Она в признании подняла руку.
«Черти угасают, – подумала она. – Но не ушли», – ей стало лучше от этой мысли.
Она нахмурилась, ведь конюшня была озарена странным сиянием.
Она
шла, и сияние усиливалось. Ее беззвучные шаги запнулись.
Золотая кобылица Касьяна сияла. Ее грива и хвост, казалось, истекали светом. Она
все еще была с золотой уздечкой и поводьями. Она склонила ухо к Васе и тихо фыркнула:
бледный туман мелькнул в ее сиянии.
В трех загонах от нее стоял Соловей, смотрел на нее, насторожив уши. Две лошади
стояли посреди буйства. Он тоже был с уздечкой, крепко привязанной к двери загона, его
передние ноги были связаны. Вася пробежала к нему и обняла шею коня.
«Я боялся, что ты не придешь, – сказал Соловей. – Я не знал, где тебя искать. От тебя
пахнет кровью».
Она взяла себя в руки, суетилась с его уздечкой, а потом рывком сорвала ее и
бросила на пол.
– Я здесь, – прошептала Вася. – Я здесь. Почему лошадь Касьяна сияет?
Соловей фыркнул и тряхнул головой, радуясь свободе.
«Она – величайшая из нас, – сказал он. – Величайшая и опаснейшая. Я не узнал ее,
ведь не верил, что ее могут взять силой».
Кобылица смотрела на них, насторожив уши, ее глаза пылали.
«Выпусти меня», – сказала она.
Лошади, в основном, говорили ушами и телами, но Вася слышала этот голос в своих
костях.
– Величайшая из вас? – шепнула Вася Соловью.
«Освободи меня».
Соловей тревожно царапал пол.
«Да. Отпусти нас, – сказал он. – Мы уйдем в лес. Тут не место для нас».
– Да, – вторила она. – Тут не место для нас. Но нужно выждать. Отплатить долги, –
она разрезала путы на ногах жеребца.
«Освободи меня», – повторила золотая кобылица. Вася медленно встала. Лошадь
смотрела на них глазом, похожим на растопленное золото. Плохо сдерживаемая сила
кипела под ее кожей.
«Вася», – тревожно сказал Соловей.
Вася едва слышала. Она смотрела в глаз лошади, как в светлое сердце огня, и сделала
шаг, другой. Соловей за ней верещал:
«Вася!».
Кобылица жевала пенную золотую уздечку и смотрела на Васю. Вася поняла, что
боится этой лошади, хотя никогда еще не боялась лошадей.
Может, это, может, что–то еще – недовольство из–за страха, которого не должно
быть – заставило Васю схватиться за золотую уздечку и сорвать ее с головы кобылицы.
Лошадь застыла. Вася застыла. Соловей застыл. Казалось, мир замер.
– Кто ты такая? – шепнула она кобылице.
Лошадь склонила голову, медленно – очень медленно – коснулась груди золота, а