Девушка жимолости
Шрифт:
Я пыталась припомнить «шаги», все эти глубокомысленные словеса, которые мы повторяли всей группой, – о силе и слабости, о том, в каком болоте все мы увязли, но в голове было пусто.
Да, вляпалась я основательно.
– Алтея?
– Не могу, – поспешно ответила я. – Но спасибо за предложение.
Он задержал на мне взгляд, потом кивнул.
Я вспомнила об Уинне и Молли Роб, как они там на вечеринке сейчас прощаются с гостями, об отце, запертом наверху в спальне. И эти его слова, которые он мне прокричал, «тридцать – сучий возраст»,
Мама умерла в свой тридцатилетний юбилей от аневризмы: ужасно, конечно, но ничего необычного. Но было что-то странное, связанное с ее смертью, чего отец никогда не объяснял. Только проговорился когда-то давно, что ее смерть и тридцатилетие как-то связаны. И сейчас он, кажется, намекал, что и мне вот скоро будет тридцать, и меня тоже настигнет нечто, покуда невидимое.
Мама тоже говорила что-то в этом роде. Давно, когда я была девочкой. На той поляне в ночь, когда ее не стало. Она предупреждала меня о тридцатилетии, давала наставления.
После сегодняшней вспышки отца я поняла: он знает больше, чем признавался до сих пор. Явно есть что-то еще. Я всегда это знала, всегда ощущала этот глухой зуд в костях. И теперь оно выходит наружу.
Сучий возраст…
Надо увидеть отца во что бы то ни стало, хочет он этого или нет. Я должна узнать все.
Мороженое и кусок торта официантка поставила между нами. Джей протянул мне ложку, и я видела, как он сам приступил к еде. Вдруг в голове возник ворон с красными крыльями, взгромоздившийся на перила.
– Мне нужно забрать кое-что из дома, – сказала я. – Подбросишь?
– С удовольствием.
Я отложила ложку: от мысли о встрече с Уинном и Молли Роб аппетит пропал. На мгновение я увидела еле уловимый золотой след, тонкий слой золота на черенке ложки. Когда я моргнула, он исчез.
Глава 4
15 сентября 2012, суббота
Мобил, Алабама
Мы вернулись на причал моего отца, и Джей помог мне выбраться на дощатый настил, выдубленный солнцем и водой. Когда его пальцы скользнули по моей руке, я ее отдернула – якобы забрать волосы в пучок. От его прикосновений я нервничала, а теперь мне очередной бредовый ворон или золотая пыль были ни к чему.
Жути на сегодня хватало и так.
Он спустился в лодку, закачавшуюся под его тяжестью.
– Я позвоню?
Я дала свой номер.
– Хорошо, надеюсь, увидимся, – сказал он и оттолкнулся от причала.
Молли Роб я увидела в окне. Она собирала посуду после ужина. Задвигая кушетку коленом на прежнее место, она чуть не прищемила шавку. Собачонка отскочила, потом шмыгнула на кухню. Роб выглянула в окно, отставила стопку тарелок и чашек, потом выскользнула на крыльцо, прикрыв за собой дверь.
– Сейчас не самое лучшее время, Уинн вызвал врача. – Круглые светлые глаза сощурились.
– Ты ничего не
Брови Молли взлетели, изображая оскорбленную невинность.
– Ты сердишься.
– Нет. Я очень горжусь тобой и тем, какой путь ты проделала, очень даже горжусь, – и поддерживаю тебя во всем, Алтея. И ты знаешь, что я всегда поддерживала тебя.
Я сложила руки на груди:
– Но кампания…
Она еле заметно усмехнулась.
– Приходится быть осторожной, – сказала я.
– Ты же выросла среди политики. Ты сама все прекрасно понимаешь. – Роб уставилась на меня.
Она правда ждала, что я уйду. Вот так – возьму и уйду, растворюсь во мраке и исчезну из жизни семьи.
– Мне нужно забрать кое-что, – проговорила я наконец. – Раз уж я не могу остаться дома.
Она наклонила голову, все еще глядя на меня ласково:
– Конечно. Что именно тебе нужно?
– Да не знаю. Одежда. Вещи.
– Я все принесу, не беспокойся.
– Вообще-то это был мой дом, пока тут не поселилась ты.
Ее лицо окаменело.
– Дай забрать мне мои вещи, Молли Роб.
Она вздохнула:
– Ладно. Только не ходи к нему в комнату.
Обойдя Молли Роб, я открыла сетчатую дверь и направилась к лестнице. И услышала, как скрипучая входная дверь захлопнулась, и вслед за мной зацокали каблучки, так что в голове невольно мелькнула картина: я разворачиваюсь и заезжаю кулаком в гладкое, обильно напудренное лицо. Я засунула руки поглубже в карманы.
Поднявшись по лестнице, я прошла по коридору до своей комнаты, последней слева. Распахнула дверь, вошла, осмотрелась. Никаких перемен с тех пор, как я была маленькой. Вот что значит расти без матери: все та же латунная кровать с балдахином, старое детское кресло-качалка с лоскутной подушечкой и слишком маленький, облезлый шкафчик. Комната пятилетней девочки.
Открыв дверь в кладовку, я потянула за шнур и включила свет. Увидела полки, забитые старыми настольными играми, пледами, стопками маек и свитеров, и сразу почувствовала, что кто-то тут порылся. Я обернулась и в ярости схватила за плечи Молли Роб. Я не представляла себе, что можно побелеть до такой степени. Это было приятно.
– Где она?!
– Не знаю, о чем ты…
– Коробка, коробка из-под сигар! Где?
Я оттолкнула ее, направилась к двери, потом повернулась и наставила на невестку указательный палец:
– Я иду к отцу. С дороги!
Она беспомощно вскинула руки, и я прошла позади нее.
Пройдя по коридору, я открыла дверь в спальню отца. В комнате царил полумрак: только возле изголовья горел маленький ночник. Отец лежал на бесчисленных подушках с закрытыми глазами, кто-то переодел его в пижаму. В кресле рядом сидел Уинн. Впервые за долгое время я по-настоящему разглядела брата. Густые волосы, даже гуще, чем мне помнилось, блестели от геля. Он сидел в кресле спокойно и расслабленно, подтянутый и загорелый, – идеальный губернатор!