Девушки выбирают героев
Шрифт:
– Глупая… я же сказал, что мы обязательно обвенчаемся. В самом красивом соборе! В Питере…
– Нет… не надо в соборе, не хочу. Лучше в нашей деревянной церквушке возле реки. Она такая уютная, будто домашняя. И я там всех знаю…
– Как скажешь, Танечка… – задохнулся от нежности Краевский и прижал девушку к себе.
Когда сына привезли домой, Женя наконец отдышалась от своей бешеной гонки по больницам, и жизнь в семействе Краевских потекла своим чередом. Только этот черед Женя с Сергеем с трудом выносили. О разлучнике Ермоленко между ними
Женя жила, как плыла, между завтраками, обедами, постирушками, приберушками, телевизором и скучным безрадостным сексом. Как ни странно, первым не выдержал Сергей.
– Ну и сколько это все будет продолжаться? – неожиданно вскричал он, когда Женя безропотно и мгновенно начистила картошки после того, как он заявил, что ему надоели макароны.
– Что именно? – удивилась Женя. – Сказал бы сразу, что и картошки не хочешь… Я придумала бы что-нибудь другое…
– Да?! Придумала бы?! Давно пора придумать другое вместо этой постылой жизни!
– Ты о чем, Сережа? – на всякий случай спросила Женя, хотя, конечно, прекрасно поняла, что он имеет в виду.
– Сколько еще ты собираешься делать мне одолжения? – горько спросил Сергей и уставился на нее тяжелым взглядом.
– Я не делаю тебе никаких одолжений.
– А что же ты делаешь?
– Я просто живу… как могу.
– Нет! Ты именно делаешь мне одолжение, словно больному и убогому, за которым обязана ходить как добрая самаритянка! Я уже выздоровел, Женя!!! Все!!! Могу штангу отжать!! – И Сергей одной рукой поднял за ножку тяжелую цельнодеревянную табуретку.
– Чего же ты хочешь? – спросила она, потому что действительно не понимала, куда он клонит.
– Может, тебе все-таки уйти к своему… возлюбленному, а?
Табуретка тяжко ухнула об пол. Женя шумно выдохнула воздух и сказала:
– Не ты ли сам говорил, что любишь меня и что с тем… возлюбленным… мне тоже скоро станет невмоготу, когда быт заест?
– А ты уж постарайся, чтобы не заел! Ты же теперь ученая, знаешь, как это бывает, когда хоть в петлю…
– Сережа! У нас сын! – ломким голосом крикнула Женя.
– Наш сын скоро женится, наплюет на нас и правильно сделает! Эта его Татьяна уже практически прописалась у нас!
– Она тебе не нравится?
– При чем тут я? Лишь бы ему нравилась. Хотя, на мой взгляд… на мой теперешний взгляд жениться нужно как можно позже! Чтобы все вот это, – он обвел руками их общую кухню, – случилось тогда, когда уже труха из организма сыплется. Только тогда и есть смысл друг друга поддерживать, делать всяческие одолжения, чтобы как-нибудь по-тихому дотрюхать до общей кончины.
– Правильно ли я поняла, что ты не хочешь со мной трюхать до кончины? – прошептала Женя.
Сергей пробежался по кухне раза два, остановился возле жены, посмотрел на нее долгим изучающим взглядом и сказал:
– Не хочу… И заметь, ты сама виновата!
Женя не поняла, как отнеслась к предложению Сергея. Не обрадовалась уж точно. Она сказала Саше последнее «прости-прощай», когда муж выписался из больницы, и старалась его не вспоминать. Вернее, не так. Она не старалась. Она не вспоминала. Все, что касалось Саши, было глубоко похоронено в ее душе, как детский «секрет» из фольги и картинки под бутылочным стеклом и слоем слежавшейся за эти годы земли. Она успокоилась и ничего не хотела начинать заново. Она собиралась всю отпущенную ей жизнь быть рядом с Сергеем, Игорем и его Татьяной.
– У тебя кто-нибудь есть? – спросила Женя, особо не рассчитывая получить положительный ответ. Сергей все время проводил дома и никуда не отлучался. Они сосуществовали рядом, как пришитые друг к другу какими-то магическими нитями, которые могут только растягиваться, чтобы позволить супругам сходить на работу, но никак не оборваться.
– Представь себе, есть, – неожиданно для нее ответил Сергей. – Вернее, я, как и ты своему красавцу, сказал этой женщине «нет» в надежде склеить нашу разбитую семейную чашу, но чувствую, не получается. Наверно, какой-то кусочек выпал, и половинки никак не соединяются. Разве ты не чувствуешь этого?!
– Кто она? – спросила Женя.
– Медсестра.
– Из второй хирургии?
– Из первой.
– Почему же из первой?
– Так получилось. Когда ты из-за Игоря стала ко мне приходить реже, я чуть не обезумел от ревности. Знал, что ты у сына, но мне почему-то представлялись всякие эротические сцены с твоим участием и, как ты догадываешься, не со мной… Я с ума сходил. Курил часто между этажами. И она там курила. Так и познакомились. Она одинока, поэтому, если мы с тобой разойдемся, всем будет только лучше.
– Тебе же никогда не нравились курящие женщины, – невесело улыбнулась Женя.
– Оказалось, что мне гораздо больше не нравятся женщины, которые изменяют, – глухо ответил Сергей.
– Что ж, разведемся, раз ты так хочешь, – бесцветно и почти равнодушно сказала она.
– Ты тоже хочешь, только почему-то изображаешь из себя оскорбленную невинность!
– Я ничего не изображаю.
– Вот и прекрасно! Значит, разводимся?
– Как скажешь…
– У-у-у-у! – взвыл Сергей и ушел из кухни в спальню.
– Слушай, Вова, и когда же он только успел? Сколько ни думаю, никак не пойму? – обратилась к мужу Галина, укладываясь подле него на постель. – Вроде бы Степка все время с Митькой да с Митькой, и вот – нате вам, родители, подарочек!
– Долго ли, Галочка? Вспомни классику: «Чтобы детей производить, кому ума недоставало», – усмехнулся огромный розовощекий мужчина, под которым стонал и прогибался модный, но чересчур хлипкий диван.
– И как ты всю эту классику помнишь? – счастливым смехом залилась Галина, поцеловала мужа в пухлую щеку и опять посерьезнела. – И все-таки тревожит меня эта свадьба…