Девять граммов на удачу
Шрифт:
– Все когда-нибудь случается впервые, как говорила одна моя знакомая девственница, – пошутил я машинально. А сам пытался понять, почему мне так знаком этот голос.
И вдруг я узнал его!
Гаечка!
– Попалась, да? – лукаво улыбнулась Юрун, откидывая накомарник. – Но ты же не выдашь мой маленький секрет? Иначе мне придется тебя убить.
Сказано вроде в шутку, но почему-то мне стало не по себе.
– Я-то не выдам, но, по-моему, Механик тоже раскусил тебя. Уж больно активно он рвался составить нам компанию.
– Пожалуй, – согласилась
– Человеческая. Берцовая. И часто вы такие находите?
– На каждой стоянке, – пояснила Гайка. – Мы с Глебом почти уверены, что они едят людей, тех самых пленных с завода. Для этого и взяли их с собой.
– Живые консервы… Значит, мы все же преследуем отряд хуги.
Юрун неопределенно повела плечами, сняла рюкзак, присела на поваленный ствол и принялась отправлять сообщение в Ванавару с координатами вражеской дневки. Экспедиция Зинчука в скором времени займется изучением подобных стоянок.
Она работала, а я смотрел на нее. Так вот как протекает повседневная жизнь таинственной красавицы! Ну кто бы мог подумать? Да никому в «Козьей морде» и в голову бы ни пришло, что вожделенная мечта любого мужика дни и ночи напролет проводит в тайге, на опасных маршрутах, с тяжеленным рюкзаком за плечами, среди монстров и аномалий!
Кстати, если при первой встрече я ничуть не сомневался, что Гайке едва исполнилось двадцать, то теперь был уверен – она как минимум на пять лет старше. Чувствуется у нее за плечами огромный опыт следопыта, а такое нарабатывается только годами самостоятельных маршрутов.
– Значит, Гайка – погоняло для кабака, а Юрун – для работы. Слово «юрун» на эвенкийском означает «живая, подвижная». Обычно так говорят о реке… Занятное у тебя рабочее прозвище. А имя? Я могу узнать?
– Юля, – после крохотной паузы отозвалась следопыт. Она закончила отправлять сообщение и холодно посмотрела на меня. – Сразу договоримся, Бедуин. Гайка осталась в Муторае. Не будем путать работу и развлечение, ладно?
– Как скажешь… Давай перекусим по-быстрому.
Я достал из рюкзака мешочек с пеммиканом – своеобразным сухпайком таежника – смесью сушеных ягод и сушеного же, порезанного на мелкие кусочки мяса. Очень удобная штука. Не портится. Есть можно прямо на ходу из горсти, как семечки или орешки. И довольно сытная. Надо, правда, иметь крепкие зубы.
Я протянул развязанный мешочек Юрун:
– Попробуй.
– У меня свой. Точно такой же.
– Это вряд ли.
Она пожала плечами, взяла горсть пеммикана и привычно закинула в рот сушеные кусочки. Распробовала и подняла на меня удивленный взгляд.
– Действительно, не совсем обычный вкус. Вроде все то же, да не то. В чем фишка, Бедуин?
– В изюме. Всегда добавляю чуть-чуть сушеного винограда в свой пеммикан. Сладкий изюм немного перебивает кислоту брусники.
– Ммм… В самом деле… Да ты гурман!
– У меня еще много достоинств, – скромно заявил я.
Юля хмыкнула, игриво блеснув глазами, но тему развивать не стала. Что ж, раз так, то и мы не будем торопить события. Есть и другие темы для светской беседы.
– Юля, а можно вопрос? Ты же следопыт-наемник. Тебя нанимает множество людей. Неужели ты ни разу не сталкивалась вот так, нос к носу со своими… хм… знакомыми из «Козьей морды»?
– До сих пор – нет. С заказчиками общается исключительно Глеб. А на маршруты мы посторонних стараемся не брать. Да оно, как правило, и не требуется. Нынешнее задание – исключение. Я не хотела соглашаться на эту работу, но… Короче, Петрович меня убедил.
– Это он умеет, – подтвердил я, – уговаривать и убеждать – его конек… А интересно, Глеб знает о… э-э-э… Гайке?
– Да, конечно.
– И как к этому относится?
– Подначивает, дразнит Клеопатрой, говорит, чтоб была осторожней… – Юрун внезапно поняла, к чему я клоню, и засмеялась. – Ты решил, будто мы с Глебом пара?
– А разве нет?
– Нет. И никогда не были. Мы просто напарники и друзья. Ходим на маршруты вместе уже три года. Он мне как брат.
В АТРИ такое бывает, и довольно часто. Постоянная, каждодневная опасность кует прочные дружеские узы. Чужие по крови люди становятся ближе, чем братья и сестры. Так произошло у нас с Потапом, а позже и с Доком. Видно, так же случилось и у Глеба с Юрун.
– Слышишь? – Юля предостерегающе подняла руку.
Над тайгой разливался приглушенный вертолетный гул. Следопыт торопливо забросила последние кусочки пеммикана в рот, поднялась на ноги и привычным жестом закинула рюкзак за спину.
– Как думаешь, Бедуин, он за нашими подопечными? Им наконец-то надоело месить таежную грязь?
– Если их пять десятков, то одного борта будет маловато. Разве что раненых забрать. И потом… Судя по звуку, вертушка отклонилась к югу, а они движутся западнее.
Юрун кивнула, сразу теряя интерес к винтокрылой машине. В АТРИ вертолеты не редкость, мало ли кто по каким делам полетел.
Мы вновь двинулись по следу. На этот раз следопыт предпочла шаг, пояснив:
– Уже можно не торопиться. Мы от них километрах в двух, не больше. К тому же они скоро станут на ночевку.
Вечерело. Нежаркое атрийское солнышко падало за горизонт. Каракумы остались позади. Теперь перед нами лежал спуск в ложбину, за которой, собственно, и начиналась Байкитка.
– Еще километр-другой, и будем искать место для ночлега, – предложила Юрун.
Мы сошли по пологому спуску и оказались в ложбине. Вроде ложбина как ложбина. Толстые, будто разжиревшие, лиственницы. Мягкая, но не болотистая, почва. Поросшие мхом валуны. Пышный ковер брусники. Мирный, спокойный пейзаж. Но мне почему-то совершенно не хотелось идти дальше. Прямо-таки ноги не шли. Я придержал Юрун за плечо:
– Погоди-ка…
Девушка вопросительно обернулась. Я машинально посмотрел ей в лицо и застыл, потрясенный. В глубине ее черных, неестественно огромных зрачков полыхали красные искры. Будто отблески адского пламени…