Девять месяцев до убийства
Шрифт:
— Папа!
— Привет, сын, — сказал инспектор с торжествующей улыбкой. — Я просто не мог усидеть там ни минутой больше. Вот, стало быть, вернулся.
— Добро пожаловать домой.
— Значит, ты не сердишься на меня?
— Ты и так выдержал дольше, чем я рассчитывал.
Инспектор облегченно вздохнул, бросил шляпу на софу и подошел к сыну. Но на лице его тотчас же появилось озабоченное выражение.
— Ты ужасно выглядишь. Что с тобой, Эллери?
Эллери не ответил.
— А как выгляжу я? — хитро спросил инспектор.
— Много
— А ты? Ты уверен, что у тебя все в порядке?
— Я чувствую себя вполне нормально.
— Это ты можешь мне не рассказывать. Ты все еще не закончил свой роман?
— Почти. Все идет великолепно.
Однако Старик не удовлетворился полученными ответами. Он сел на софу, закинул ногу на ногу и сказал:
— Рассказывай мне все.
Эллери пожал плечами.
— Я совершил большую ошибку, родившись в семье полицейского. Но ладно, тут есть что порассказать. Давг но прошедшие и нынешние события тут переплелись воедино. А сейчас весь этот узел развязывается.
— Выражайся яснее.
— Заявился как-то Грант Эймз.
— Ты уже говорил.
— Приволок с собой рукопись. И пошло одно за другим. Вот я и сижу.
— Совершенно не пойму, о чем ты.
Эллери вздохнул.
— Тогда придется рассказывать все сначала.
Он рассказал все подробно и обстоятельно.
— …Вот так обстоят дела, папа. Она убеждена в его невиновности. Всю жизнь прожила с этой мыслью. Наверно, просто не знала, как поступить, пока на закате лет ее не осенила идея обратиться ко мне. Неплохая идея, надо сказать!
— И что ты намерен делать?
— Я как раз собирался навестить ее, но тут заявился ты.
— Значит, так! — инспектор поднялся и взял у Эллери из рук дневник. — Поезжай. Насколько я понимаю, у тебя просто нет иного выхода, мальчик мой. В конце концов, она просила тебя об этом.
Эллери поднялся на ноги.
— Можешь прочесть рукопись, пока я езжу.
— Именно этим я и займусь.
Эллери поехал на север, в сторону Уэстчестера, по автостраде № 22 до Соммерза. На центральной развязке мелькнул мимо деревянный слои, напоминавший о том, что некогда здесь перезимовал цирк Барнулла и Бэйли. Проезжая Патнэм Каунти, он вспомнил героев революции, надеясь в душе, что все они пребывают в раю, в специальном героическом отделении.
Эти мысли пронеслись в голове у Эллери, не оставив следа. Единственное, что занимало его всерьез, — пожилая дама, к которой он ехал.
Предстоящая встреча не радовала.
Наконец, он свернул к одному из нарядных маленьких домиков, похожих на кукольные, вышел из машины и нерешительно направился к двери. На его стук дверь открылась сразу, будто пожилая дама стояла за ней и прислушивалась. А он-то слегка надеялся, что не застанет ее дома.
— Вы, должно быть, Дебора Осборн Спейн, — сказал он. — Здравствуйте.
Конечно, она была очень стара. По расчетам Эллери ей должно было быть под девяносто. Рукопись Ватсона не позволяла точно определить возраст, в каком она была тогда — в день, когда Холмс и Ватсон нанесли визит в замок герцога Шайрского. Ей вполне могло быть и девяносто с лишним.
Как и многие очень старые дамы, в особенности маленькие и круглые, она слегка напоминала печеное яблоко. Щечки ее мило порозовели от волнения. Ростом она была по грудь Квину — казалось, годы пригнули ее к земле. Только глаза так и сияли. Светлые и ясные, они просто не могли не сиять.
— Входите, мистер Квин.
— Вы не хотите называть меня просто Эллери, миссис Спейн?
— Я так и не смогла к этому привыкнуть, — сказала она, сопровождая его в уютную маленькую гостиную, столь же викторианскую, сколь турнюр под платьем королевы Виктории. Ему показалось, что он перенесся в Англию девятнадцатого века. — Я имею в виду, что так и не смогла привыкнуть к американскому обычаю быть запанибрата с первой минуты. Но если вам угодно, пусть будет — Эллери. Садитесь вот там, в кресло, пожалуйста.
— Да, мне так угодно.
Он сел и обвел взглядом комнату.
— Как вижу, вы бережно сохранили здесь собственный стиль.
Она села в мягкое кресло с высокой спинкой, которое, казалось, полностью поглотило ее.
— А что же еще остается старой англичанке? — сказала она с легкой улыбкой. — Я знаю, вам это покажется ужасным англофильством. Но так тяжело отрываться от собственных корней. Хотя, собственно, я хорошо чувствую себя здесь. Постоянно езжу к Рэйчел в Нью-Рошель и любуюсь ее розами. У меня есть все, что мне нужно.
— Значит, это была Рэйчел.
— Да, это она. Я попросила помочь мне.
— А мисс Хагер — это…
— …Моя внучка. Разрешите предложить вам чай?
— Пока не надо, миссис Спейн. Благодарю вас. Я просто переполнен вопросами. И самый первый…
Он сидел на самом краешке кресла, стараясь не помять обшитый кружевами чехол.
— Вы видели его. Вы были знакомы с ними обоими. Холмс. Ватсон. Как я вам завидую!
Дебора Осборн Спейн обратила мысленный взор в далекое прошлое.
— Это было давным-давно. Но я, конечно, вспоминаю о них. О взгляде мистера Холмса, остром, как бритва. Он был таким сдержанным и тактичным. Я уверена, ему было неловко, когда я взяла его за руку. Но он отличался необычайным вниманием к людям. И оба были такими джентльменами. Конечно, я, тогда еще маленькая девочка, запомнила их великанами, ростом под небеса. В известном смысле они такими и были.
— Можно спросить — как к вам попала рукопись?
— После того, как доктор Ватсон завершил ее, мистер Холмс передал дневник семье Осборнов. Он доверил ее нашему семейному адвокату. Добрая душа, с какой преданностью он пекся о моих интересах! Незадолго до смерти своей, когда я стала уже взрослой, он сообщил мне об этой рукописи. Я попросила, и он прислал ее. Фамилия его была Доббс. Альфред Доббс. Я очень часто вспоминаю его.