Девять жизней
Шрифт:
– Не настолько устали, чтобы случайно назвать деревню, в нападении на которую вас не обвиняли, но где действительно ограбили храм и похитили драгоценную чашу для причастия.
– Ложь! Я к храму не приближался! И своим людям велел! – арестованный поперхнулся и побледнел, вмиг осознав, как дорого обойдётся ему проговорка.
– Верно, дон Стефано. Вы избегаете дел, по которым могут обвинить в кощунстве. Чашу служка украл. Воспользовался нападением вашей шайки на дом управляющего, где хранились, помимо имущества состоятельного хозяина, только что собранные налоги. Жители не хотели повторно платить в казну, подняли шум, а вор в храме им вздумал прикрыться. Из-за кражи церковной утвари следствие по Тревизе велось отдельно, и вам по ней ничего не вменялось.
– Я… – обвиняемый боялся новой ошибки и замолчал, с ужасом глядя в глаза, которые считал навеки закрытыми.
– Не ожидали увидеть меня? – в голосе звучала насмешка, но лицо инквизитора осталось бесстрастным, а взгляд – ледяным.
Все молчали, и обвинитель продолжил, чеканя каждое слово:
– Ваши люди попались в ловушку и поют, как райские птицы. Подкупленный вами тюремщик по моему приказу вам доложил, что нападение на меня увенчалось успехом, и этим спас свою шкуру. А вы расслабились и проболтались.
Разбойник угрюмо смотрел на решительного и безжалостного молодого человека. Темноглазый и темноволосый, при этом светлее лицом, чем большинство жителей южной Сегильи, чисто выбритый, как священник, чертами напоминающий статую античного бога, инквизитор казался ангелом мести.
Но дон Стефано ещё сопротивлялся.
– Кто мне что доложил? Я не знаю ни о каком нападении! Я в тюрьме уже месяц, а вы забываетесь, дон Себастьян!
– Пустое, сеньор, – скривил твёрдо очерченный рот обвинитель. – Заметить слежку нетрудно. Догадаться, что ваши сообщники попытаются меня убить, когда я один пойду через бедняцкое предместье Сегильи – тем более. Несколько слов невзначай человеку, которого заподозрил в сообщничестве с вами – и нападение неизбежно. А дон Бернардо обеспечил мне помощь надёжных людей, – инквизитор впервые смягчился, кивнув офицеру, и снова сосредоточился.
– Теперь о Тревизе. Эта деревня как раз замыкает круг, в центре которого – ваше логово.
– Что за чушь, мой родовой замок тоже ограблен!
Дон Себастьян откинулся на спинку своего кресла и несколько раз хлопнул в ладоши.
– Отличный способ отвести от себя подозрения! Но я о таверне сеньоры Паскуалы. Милая якобы вдовушка быстро заговорила, когда дону Бернардо попался её муж – дезертир.
– Я приезжал к ней по личным причинам, если хотите это понять! Какое логово? Мало ли, что она прятала, кроме мужа!
– Она прятала или нет, но найденные у неё записи сделаны вашей рукой! Как кстати прислали с утра…
Дон Себастьян бросил на стол большую тетрадь, а обвиняемый нервно сглотнул. В глазах кабальеро всё помутилось, и из последних сил он прохрипел:
– Рука… не моя…
– Хоть бы посмотрели сначала, прежде чем отрицать. Учёт нужен даже разбойникам. Вещи, деньги вы записывали, чтобы делить, – инквизитор с видимым интересом полистал шуршащие страницы. – На досуге я погадаю, кого из сообщников вы прячете за инициалами. Кому дарили самые ценные из подарков. Или подскажете?
Последние слова, которые могли бы добить упрямство разбойника, неожиданно для обвинителя дали арестанту надежду. Дон Стефано подумал о своих связях, о том, сколько выгоды приносил его разбой влиятельным людям, не задававшим вопросов, откуда у сына разорившегося отца деньги на дорогие подарки или умелый проигрыш в карты. Главное – выскользнуть из смертельной хватки аристократических лап де Суэда… Новые силы позволили арестованному изобразить праведный гнев и выкрикнуть:
– Какого чёрта! Инквизиция должна заниматься ересью, колдовством, изменой! Передайте меня светским властям!
– Здесь дон Бернардо, – инквизитор понял, что бой ещё не закончен, перевёл дыхание и запасся терпением, хотя офицер уже не раз порывался завершить обычный допрос и применить, наконец, пытки.
– Полковник – комендант крепости, ему лишь временно поручили заведовать городской стражей! Я требую, я настаиваю на рассмотрении моей жалобы герцогом!
– Пока губернатор в тюрьме, ему не до вас.
– Когда выйдет, будет на вас очень зол.
Последнюю часть разговора, собираясь с мыслями и думая, довольно ли доказательств, чтобы пренебречь упорством преступника и передать дело светскому суду, молодой инквизитор листал найденную тетрадь. Вдруг его внимание привлекла одна запись: несколько малоразборчивых прописных букв, примерное время занесения которых в тетрадь дон Себастьян определил по соседним строчкам, указывающим на уже раскрытые преступления. Не было полной уверенности, но понимая, что враг измотан, что именно здесь и сейчас есть шанс окончательно его сокрушить, не дав передышки, по наитию больше, чем разумом, дон Себастьян снова атаковал.
– МС – АМ. Маэстро Селлини – Армандо Медина. Ловко, дерзко… – пробормотал инквизитор как будто себе, потом быстро поднял глаза на чуть успокоившегося разбойника и низким, негромким голосом, но внятно и обманчиво спокойно сказал: – Вы хотели обвинения по делу, которое полностью в компетенции инквизиции? Где подозревается колдовство? – затем громче, не обращая внимания, как сильно поражены другие участники заседания: – Я обвиняю вас, дон Стефано Аседо дель Соль, в убийстве семьи Гонсалес в Талоссо.
Обвиняемый чуть не вскочил, но его удержали, а через миг он обмяк, только бормоча: «Я не колдун». Выстрел наугад попал в цель, и обвинение громыхало дальше, через сначала вкрадчивое:
– Я и не обвиняю вас в колдовстве. На пожарище обнаружена обычная горючая смесь. Корявая пентаграмма нарисована явно для отвода глаз. Но… – голос инквизитора набрал силу, зазвенел, обрушив на обвиняемого всё возмущение и презрение к гнусному убийце. – Вы проникли в дом, подкупив кого-то из слуг. Замок был не взломан, собаки – отравлены. Застали хозяев в постели. Принудили сеньора Гонсалеса открыть тайник с его главным сокровищем, – обвинитель быстро достал из стола изящную серебряную солонку, украшенную обнажённой женской фигурой Кибелы напротив римского бога морей Посейдона. Но вам было мало…
– Я не колдун… Вы сами сказали… – дон Стефано оказался уже не способен сдержать истеричного визга.
– Зря, пожалуй, сказал… – задумчиво протянул инквизитор.
Повисла пауза. Отец Николас втянул голову в плечи, комендант молча недоумевал, писарь выдохнул и вытер шею платком, а обвиняемый в ужасе замер, не представляя, к чему повернул его враг. Невозмутим остался только палач.
Дон Себастьян не спешил. Осторожно он провёл пальцем по серебряной женской фигуре. Руки той формы, которую художники рисуют на портретах аристократов, порой приглашая позировать натурщиков-простолюдинов, молодому сеньору де Суэда были даны от природы. Он держал драгоценное произведение ювелирного искусства и негромко говорил, ни к кому опредёленно не обращаюсь. От его рук никто не мог отвести глаз.