Девятая директива
Шрифт:
Изменилось что-то и в его глазах, и в голосе, и в позе. Однако я все еще не мог определиться.
— Что бы там ни было, мистер Квиллер, вдвоем мы представляем из себя весьма грозную силу. У нас огромное преимущество. Жаль было бы потерять его. — Пангсапа наклонился ко мне. — Нам необходимо держаться друг друга. Сейчас на меня работают люди, и я не ошибусь, если скажу, что на данном этапе они работают на нас. Расспрашивают тех, до кого полиции не добраться — а если доберутся, получат лапшу на уши, — и ищут в таких местах, о которых официальные власти даже не подозревают. К сожалению, не могу сказать,
Нервы. Вот что в нем изменилось. Игра нервов. Глаза двигались пусть чуточку, но быстрее обычного; университетские речевые обороты давались труднее, а азиатская напевность и шепелявость вышли из-под контроля; неподвижность позы лотоса утомляла… Пангсапа нервничал.
Однако я не видел причины этого.
— Мой вопрос элементарней прост, — сказал он. — Как и где я могу тебя найти, при необходимости незамедлительного контакта?
Точно так же, как существует разумный, рассчитанный риск, существует и разумное доверие. Более того: иногда это одно и тоже. Довериться Пангсапе до определенной степени было разумно и рискнуть стоило. Когда задание подходит к завершающей стадии, такое случается почти всегда: степень опасности, которой ты себя подвергаешь, увеличивается, потому что приходится рисковать все больше и больше. Противник замечен, ты его засек и он это знает, ты провоцируешь его и сам оказываешься в таком же положении, ты у него на мушке, ибо противнику тоже отчаянно хочется выжить.
Но выжить обоим нельзя.
— «Пакчонг», — ответил я.
Заваруха на Линк-роуд произошла лишь несколько часов тому назад, и я опять стал бездомным, потому что срок пребывания в списанном здании подошел к концу. Теперь Эм-Ай-6 знали по меньшей мере с полдюжины мест, где они смогут, если потребуется меня найти, так отчего бы не устроиться пока в «Пакчонге»? Проспать ночь-другую в нормальной кровати — заманчиво, черт побери!
— Но ты там будешь не постоянно.
— Ломан всегда в курсе.
— А если господина Ломана по этому номеру не окажется? — Он благоразумно избегал упоминания «номера шесть».
— Это, пожалуй, все. — Сой-Суэк-3 я решил не давать.
— Будет ли мне тогда позволено выйти на тебя через господина Варапхана?
Я не ответил. Я следил за собой — на лице ничего не отразилось. Он наверняка ожидал увидеть удивление, а я не хотел показать, что совершенно ошарашен.
Надежная явочная квартира — это не шутка: это краеугольный камень безопасности, а брешь в системе безопасности может испортить все задание и привести тебя к гибели. Когда обстоятельства складываются удачно, ты обращаешься в местный Центр, но все время на него полагаться нельзя. Бывает, что положение круто меняется и ты прыгаешь, как заяц. Явочная квартира — это твой дом и зачастую единственное место, где можно укрыться. Это святыня, она неприкосновенна. Убежище на крайний случай.
— Как ты узнал, Пангсапа?
Потому что он знал. И бесполезно было непонимающе спрашивать, кто такой господин Варапхан. Он знал.
Раньше я никогда не видел, как Пангсапа сердился. Внешне это почти не проявилось: он сидел так же неподвижно, говорил тем же тоном. Гнев и раздражение у представителей его расы — это внезапное холодное отчуждение, не более того, но и не менее.
— Пожалуйста, не забывай, что господин Ломан дал тебе мое имя и он же дал тебе имя Варапхана. Насколько ты доверяешь собственному направляющему директору? — Желтые глаза смотрели на меня не мигая.
— Хорошо, — сказал я. — Значит, найдешь меня либо в «Пакчонге», либо через Ломана, либо через Варапхана.
Свое раздражение я тоже не выказал. Ломан не говорил ему о Варапхане. Я был уверен. Явочная квартира — это не пустой звук. Пангсапа приставил за мной «хвост» — это уже было что-то новое. Он был информатором, а это не активный контингент. Информаторами бывают уличные торговцы, клерки, метрдотели, мелкие спекулянты, биржевые маклеры, дворники — кто угодно. Их бизнес — раскрыть уши и слушать, покупать и продавать услышанное, и они занимаются им помимо основной профессии.
Они не ведут слежку.
Куо был профессиональным убийцей, но он сыграл, похищение. Пангсапа занимался контрабандой наркотиков и на стороне промышлял как информатор: Но сейчас он сам запустил машину. И именно поэтому казался сегодня другим, именно поэтому нервы выползали из него через швы халата, а напряжение чувствовалось несмотря на позу лотоса и шепелявую напевность.
Подчеркнуто выговаривая каждое слово, он сказал:
— Я дал вам маршрут процессии. Сообщил о лишнем человеке в команде Куо. Могу сообщить что-то еще. А там уж ваше дело — сумеете воспользоваться или нет.
— Пангсапа, я готов и согласен взять все. Но ты по-прежнему не называешь цену.
— А зачем? Платить придется не тебе.
Выйдя от Пангсапы и пройдя половину квартала, я услышал, что сзади тормозит автомобиль. Уловив этот звук, я резко развернулся, потому что в такой ситуации сделать можно только одно: встречать машину в лоб и следить за окнами, обращенными на тротуар.
Отражения уличных фонарей быстро скользили по металлической крыше. Автомобиль приближался. Я смотрел на окна машины. Из них ничего не торчало. Кроме водителя, в машине, никого не было.
Остановившись рядом, она протянула руку через сиденье для пассажира и открыла дверцу. Я сел, не говоря ни слова. Машину она вела легко и уверенно, мы не торопясь катились по пустынным улицам. Кинотеатры и большинство ресторанов были погружены во тьму, и единственным пятном света на Чароен-Крунг-роуд оставался полицейский участок, где на освещенной прожекторами площадке собрались на очередной инструктаж патрульные экипажи. Нам махнули, полицейский заглянул в салон и тут же кивком разрешил ехать дальше.
Большего сделать они все равно не смогли бы: они проверяли каждого, обыскивали каждый дом, ставили под сомнение все, что видят. У них не было направления, как не было его и у меня. Можно опросить свидетелей трагедии, взять у них письменные показания, но это — работа вхолостую: зная, что от него требуется вспомнить что-нибудь, человек невольно напрягается и, дабы не предстать в глазах полиции слабоумным простачком, выдумывает и перевирает факты. Такие показания даже хуже чем бесполезны в силу своей подсознательной фиктивности.