Девятный Спас
Шрифт:
Скрипнула дверца, укутанного Алёшу усадили на мягкое, привалили спиной к стенке. Снова скрип. Качнуло кверху. Тронулись.
Судя по звуку тяжёлых шагов и по скорости движения, гвардии прапорщика несли в портшезе. Но кто, куда? Бог весть. Ясно было одно: на подмогу теперь рассчитывать нечего. Шпиги будут караулить у часовой мастерской попусту.
Размотаться и выглянуть в окошко, чтобы понять, в каком направлении движется портшез, было нетрудно. Но нельзя — увидят потом, что «беспамятный» ворочался.
Дышать между тем становилось всё трудней. Обмотали Попова чересчур усердно, оставить для носа дырку не догадались. А может, им всё равно, подохнет гонец или нет, лишь бы заполучить шкатулку…
Разинув рот, Алёша пытался всосать через шерстяную ткань хоть сколько-то воздуха. На счастье, мука удушьем длилась недолго. Носильщики остановились, опустили портшез на землю.
— Вынимайте, да осторожней. Не стукните головой о косяк, — сказал тот же голос (выговор был точно австрийский).
Похоже, цесарские козни — вот первое, что подумал Лёшка. Вторая мысль была отрадной: а ещё похоже, живой гонец для них предпочтительнее мёртвого. Иначе о его голове бы не пеклись.
Снова его куда-то несли по ровному, затем вниз по ступенькам.
— Кладите на скамью. Одеяло больше не нужно, заберите с собой.
Звук удаляющихся шагов. Тишина.
Сквозь сомкнутые веки можно было разобрать, что в помещении темно или почти темно. Поблизости потрескивала свеча.
Чуть-чуть приоткрыв левый глаз, Попов поскорей его опять закрыл. Рядом кто-то сидел и, кажется, внимательно рассматривал лежащего.
Гвардии прапорщик успел разглядеть низкий сводчатый потолок, стол, на столе канделябр. То ли погреб, то ли подвал.
Вдруг предположительный австриец вскочил. Стуча каблуками по каменному полу, вошёл кто-то ещё. Должно быть, главней первого, догадался Алёша. Догадка сразу же подтвердилась.
— Он здесь, экселенц, — сказал первый.
— Обыскали?
У второго акцент был тоже австрийский. Всё-таки цесарцы!
— Нет смысла, ваше сиятельство. Его обшарили сначала русские, потом больные служащие. Всё, что было найдено, лежит на столе. Поразительно, но ничего не украдено. Даже деньги на месте. Я навёл справки. Лейтенанта нашли слуги кронпринца. Очевидно, вскоре после падения с лошади. Ночные бродяги не успели до него добраться.
Оба австрийца стояли у стола, перекладывая бумаги и вещи. Теперь Алёша мог подсматривать без опаски. Видел только спины, но ему и так уже было всё понятно. «Экселенц», да ещё «сиятельство» у цесарцев только один — граф фон Клосски, дипломатический резидент императора Леопольда. Вот и разрешилась главная загадка. Теперь бы убраться отсюда подобру-поздорову да начальству доложить, и задание будет выполнено.
— Ничего похожего на депешу, — сказал граф. — Может быть, она зашита в сапогах или в одежде? Скорее, Хольм, скорее! Я займусь ботфортами, вы одеждой. С минуты на минуту здесь появится Штрозак!
Только что гвардии прапорщику всё было ясно, а теперь опять запуталось.
Во-первых, почему австрийцы не знают, где спрятана депеша?
Во-вторых, какой ещё Штрозак, из-за которого экселенц должен торопиться и собственными ручками щупать чьи-то грязные сапоги?
Пришлось снова закрыть глаза. Проворные пальцы принялись ощупывать швы на одежде Алёши, и он стиснул зубы, чтобы некстати не расхихикаться — с детства боялся щекотки. На всякий случай застонал.
— Пистолет под мышкой. В рукаве нож, — сказал чёртов Хольм, вынимая спрятанное оружие. — Видно, бывалый агент. С конём ему только не повезло… Нет, больше ничего.
— У меня тоже. А не могли московиты обнаружить депешу? Что если это ловушка? — нервно молвил резидент.
— Если б это была ловушка, то депешу как раз бы оставили, — ответил Хольм, видно, человек неглупый. — Что это за лаковая коробка? Позвольте взглянуть, экселенц.
Они снова стояли у стола, плечом к плечу. Что-то здесь было не так. В письме ведь говорилось, что тайна шкатулки получателю известна!
Хольм пробормотал:
— Мне доводилось слышать про японские ларцы с секретом… Там внутри что-то есть. Потрясите — слышно. Но как открыть?
— Делайте, что хотите, но откройте! Должность первого секретаря предполагает хоть малую толику полезности! — рассердился граф.
— Поздно, экселенц… Это его шаги.
В дверном проёме возникла фигура, вверху и внизу узкая, а посерёдке очень широкая. «Как расстегай», подумал Алёша, зажмуриваясь, — сейчас его снова будут рассматривать.
— Приветствую ваше сиятельство, а также вас, герр Хольм. Уф, как же я торопился! — пропыхтел Расстегай голосом, какой бывает у людей жирных и одышливых. Выговор у него был не австрийский, а какой-то другой, пожёстче. — Это он?
— Как видите, герр Штрозак, мы очень серьёзно отнеслись к вашей просьбе. — Резидент на вопрос не ответил и говорил надменно, чопорно. Должно быть, раздосадовался, что не успел прочесть депешу. — Мой секретарь герр Хольм лично провёл операцию, действуя по моим указаниям.
— Мой господин просил передать вам глубочайшую благодарность. Слуга, который вчера беседовал с гонцом из Могилёва, был в госпитале и опознал его, а также убедился, что депеша не пропала. Очень кстати, что среди ваших негласных помощников есть вюртембержец, этот славный часовщик Штамм. Два шваба вполне могут оказаться родственниками.
Толстяк засмеялся.
Вон оно что, соображал Алёша. Посланец, выходит, прискакал не к графу Клосски, а к кому-то, кто с австрийцами заодно. Говор же у Штрозака, пожалуй, ганноверский. Резидент шутливого тона не поддержал.
— Да, — сказал он кислым тоном, — вот ваша шкатулка. Мы позаботились о том, чтобы её не касались чужие руки… Что делать с вашим гонцом? Если хотите, он может остаться у нас.
Штрозак вертел коробку в руках. Если и заметит, что с нею возились чужие руки, подумает на цесарцев.