Девятьсот бабушек (сборник)
Шрифт:
— Ну мы же не фокусники, чтобы варить человека в холодной воде.
— Но не в ботинках же и не во всем остальном! — ахнул Барнаби в шоке.
— И ботинки, и все остальное. Отличная приправа. А, кстати, есть у тебя какая-нибудь любимая цитата из комикса?
— Вы не можете так со мной поступить!
— Да, неплохо. По-моему, это из серии «Знаменитые последние слова». Как бы то ни было, мой любимый людоедский анекдот не имеет отношения к миссионерам. Вот, слушайте. Один людоед говорит: «Прекрасный суп получился у нас с женой. Но мне теперь ее так не хватает». А у тебя какая любимая поварская шутка, а, Разделыватель?
У
— Лобстер так не шумит, когда его варят, — с упреком сказал Правитель Земель. — И устрица не возмущается, и наша рыба Кстлечутлико. К чему так громко орать? Это раздражало бы, если б мы позволили хоть чему-то привести нас в раздражение.
Но они нисколько не раздражались, потому что принадлежали к слишком уж развитому сообществу. Когда наконец святой отец дошел до готовности, его (вернее, то, что от него осталось) вынули из котла и подали на стол. Горгульи отправляли древний ритуал со всей тщательностью, демонстрируя вполне уместную кровожадность, и, в конце концов, отменно попировали.
Энаби были не те, кем казались. Они обманывали себя, принимая отражение за подлинную суть. Они могли поменять имя, но не свою природу. Но в особых случаях они могли вернуться… к самим себе. К своей подлинной сути — и снова стать полнокровными, опасными и дикими, шумно чавкающими, жадно глодающими кости и хлебающими пойло животными на празднике жизни. Соединить в себе человека и монстра.
Да, господа, миссия святого отца явно пошла им на пользу!
Перевод с английского Евгении Лисичкиной
УЗКАЯ ДОЛИНА
В 1893 году оставшиеся индейцы пауни — числом восемьсот двадцать один — получили в собственность личные земельные наделы. Каждому досталось по сто шестьдесят акров, и не одним акром больше. Предполагалось, что пауни, осевшие на земле, будут платить в казну подоходный налог.
— Киткехахке! [18] — чертыхнулся Кларенс Большое Седло. — Сто шестьдесят акров! На них и собаку хорошо не выгулять. Да еще налог! Сроду не слыхал ни о каких налогах.
Он выбрал себе чудесный зеленый участок, один из тех шести, которые с давних пор считал своими. На участке он построил летний вигвам, потом обложил его дерном, и получилось жилище на все четыре времени года. Но, конечно, никакого налога он не будет платить, ишь, чего захотели!
Кларенс разжег огонь, бросил в него кору с листьями и произнес заклинание.
18
Название одного из четырех племен пауни. (Прим. пер.)
— Будь моя земля всегда зеленая и цветущая. И всегда широкая-преширокая, — говорил он нараспев, как все индейцы пауни. — А если сунутся чужаки, стань, земля, тесной расщелиной.
У него не было под рукой еловой
— Питахауират! [19]
И тихонько прибавил про себя:
19
Название одного из четырех племен пауни. (Прим. пер.)
— Это слово такое же длинное, как заклятье.
И все же он сомневался.
— Я что, безмозглый дурак? Белый человек? Конь с колючками в хвосте? Поверить, что заклятье подействует! Даже самому смешно! Впрочем, ничего не поделаешь.
Бросил в огонь остатки коры с листьями, снова прокричал обманное слово. И вдруг ему в ответ небо озарила яркая летняя молния.
— Скиди! [20] — изумился Кларенс Большое Седло. — Сработало! Вот не думал!
Кларенс Большое Седло много лет прожил на своей земле. Никогда не платил налогов, и никто чужой к нему не вторгался. Участок три раза пытались продать, но никто не позарился. И в конце концов его занесли в земельный реестр как свободную землю. Несколько раз отводили поселенцам, но никто не смог на нем обосноваться.
20
Название одного из четырех племен пауни. (Прим. пер.)
Прошло полвека. И вот однажды Кларенс Большое Седло кличет своего сына.
— Я устал от жизни, мой мальчик, — сказал он. — Пойду домой и помру.
— Ступай, отец, — ответил его сын Кларенс Малое Седло. — А я спешу в город: хочу покатать шары с дружками. К вечеру вернусь и похороню тебя.
Так Кларенс Малое Седло стал наследником этой земли. Он тоже прожил на ней много лет и тоже не платил налога.
Как-то в здании местного суда поднялся переполох. Можно было подумать, в суд ворвались грабители. Но это была всего лишь семья — один мужчина, одна женщина и пятеро детей.
— Я Роберт Рэмпарт, — представился мужчина. — Нам нужен земельный отдел.
— Я Роберт Рэмпарт-младший, — сказал крутой парень девяти лет. — Он нам очень нужен, черт побери, и как можно скорее.
— По-моему, у нас такого отдела нет, — пожала плечами девушка за конторкой. — Но, помнится, много лет назад что-то подобное существовало.
— Незнание не оправдывает бестолковости, моя дорогая, — вступила в разговор восьмилетняя Мэри Мейбл Рэмпарт, которой можно было дать и восемь с половиной. — Вот напишу жалобу, и посмотрим, кто будет завтра сидеть на вашем месте.
— Вы, видно, заехали не в тот штат или ошиблись столетием, — сказала девушка.
— Закона о поселенцах никто еще не отменял, — настаивал Роберт Рэмпарт. — В этом округе есть свободный участок. И я бы хотел, чтобы его отвели мне.
Толстяк за дальним столом призывно подмигнул Сесилии Рэмпарт, и она порхнула к его столу.
— Привет, — переведя дыхание, сказала она. — Я Сесилия Рэмпарт, мое сценическое имя Сесилия Сан Жуан. Что, по-вашему, семилетние не могут выступать в амплуа инженю?