Девятьсот часов неба. Неизвестная история дирижабля «СССР-В6»
Шрифт:
Пять месяцев полётов на дирижабле в Арктике? Никто в мире не замышлял ничего хотя бы отдалённо похожего. Советский Союз и Нобиле планировали предприятие грандиозное и явно фантастическое. В самом деле, коллеги из БОСЭД не имели в активе ещё ни одного построенного корабля, хотя бы и самого простого, мягкого. На Долгопрудной – почти ничего, кроме нескольких десятков гектаров неподатливой почвы и перелесков. Но при этом рассчитывали за два года создать производственную базу, а также спроектировать и построить арктический дирижабль, способный не просто совершить полёт в Арктику, а работать там непрерывно
Затея как нельзя лучше отвечала интересам самого Нобиле: полярный реванш был его личной «Землёй Александры» – призрачной, сокровенной, и доставить его туда мог только созданный им самим советский дирижабль. После неудачи с «Италией» такого шанса не дала бы аэронавту никакая другая страна. Работа за полцены мало заботила Нобиле: он не был беден, к тому же в соглашении присутствовала оговорка о восстановлении половинной оплаты до полной за всё время его действия в том случае, если по чрезвычайным обстоятельствам арктическая экспедиция в ближайшие три года не состоится.
Соглашение подлежало ратификации правительствами СССР и Италии. Вопреки опасениям Муссолини не стал тянуть, и уже через две недели советские «высокоуважаемые инженеры» получили от итальянского коллеги письмо о том, что в Риме не имеют возражений против его соглашения с ВОГВФ. А вот в Москве с этим возникли неожиданные сложности: по каким-то причинам Совнарком больше месяца не давал своего согласия. Не исключено, что нужная бумага попросту застряла где-то в бюрократических жерновах. В конце концов группа дирижаблистов-коммунистов обратилась напрямую к Сталину и Молотову с просьбой помочь в преодолении трудностей, и 23 декабря долгожданное решение приняли в Политбюро. В дом № 4 на римской улице Феррари отправилось приглашение прибыть в январе в Москву, чтобы окончательно оформить отношения.
Ожидая выполнения формальностей советской стороной, Нобиле подобрал в Италии небольшую группу технических специалистов, которые строили вместе с ним «Норвегию» и «Италию» и изъявили принципиальную готовность поехать на работу в СССР. Гольцман ответил утвердительно, и в 1932 году в Москву прибыл не только консультант Нобиле, но и ещё около 10 итальянцев, в том числе конструктор Феличе Трояни.
Состав «итальянской диаспоры» на Долгопрудной не был постоянным: время от времени кто-то отправлялся домой, другие приезжали на смену. Видимо, не все итальянцы имели прямое отношение к Нобиле, а кое-кто не имел касательства и к дирижаблестроению. Среди таких иногда встречались любопытные личности.
К примеру, одно время переводчиком на Дирижаблестрое служил Джованни Бертони, уроженец области Эмилия-Романья. В прошлом итальянский боевик-антифашист, заочно приговорённый за убийство полицейского к 25 годам заключения, он бежал в СССР и вскоре стал сотрудником ОГПУ, а затем работал в советской внешней разведке под оперативным псевдонимом Марко.
Трояни вспоминал, как жизнерадостный, любящий поесть Бертони разыгрывал вновь прибывших соотечественников, на полном серьёзе уверяя, будто он и его товарищи съели в Москве всех кошек, которых эти странные русские, несмотря на голод, не считали съедобными [84, p. 27].
Тем временем ещё до конца 1931 года БОСЭД переименовали, дав название «Дирижаблестрой», которое база советского управляемого воздухоплавания носила больше четырёх с половиной лет.
Мечтатели с Кузнецкого Моста
Сам Нобиле писал, что прибыл в СССР в начале мая 1932 года, однако уже 2 апреля Пурмаль, ставший первым начальником Дирижаблестроя, подписал приказ о приёме итальянского консультанта на работу считая с 1 марта, то есть задним числом:
§ 1. Вследствие выявившейся необходимости теснее увязать между собой работу чисто технических секторов Дирижаблестроя, особенно в связи с возрастающими темпами развёртывания советского дирижаблестроения, создать Технический отдел Дирижаблестроя, включив в него Конструкторский, Эксплуатационный и Производственный сектор с находящимися в ведении последнего Механическими и Баллонно-бодрюшными мастерскими.
§ 2. Начальником Технического отдела назначаю инженера У. В. Нобиле с окладом 1100 руб., считая с 1 марта с. г. … [65]
65
РГАЭ, ф. 9574, оп. 1, д. 16, л. 36.
Итальянской группе отвели на Долгопрудной двухэтажный домик – обычный засыпной, зато отдельный. Кстати, он простоял около четверти века и ещё долгое время после отъезда южных гостей назывался в народе «Итальянским».
Самог'o же начальника технического отдела Дирижаблестроя разместили в центре Москвы, на Мясницкой улице. Так было удобно и Гольцману, чья контора располагалась на Никольской, и чекистам. Вероятно, квартира просто принадлежала этому ведомству, со всеми вытекающими последствиями. Сам Нобиле прекрасно понимал, что жил «непосредственно под благожелательным пристальным взглядом ОГПУ».
В таком выборе места жительства был и другой смысл, сугубо производственный. Долгопрудная в то время представляла собой настоящий остров, в тёплое время года отрезанный от материка непролазными грязями, зимой – снежными заносами. Поначалу база даже не имела с Москвой телефонной связи, и чтобы передать туда самые простые указания, приходилось ехать на автомобиле или поезде, который ходил три-четыре раза в день. Отправить Нобиле в «долгопрудненскую ссылку» означало надолго потерять его как наставника для советских инженеров.
Подразделения Дирижаблестроя поначалу были разбросаны по случайным временным пристанищам в разных частях Москвы. Конструкторское бюро располагалось в Черкизове, а руководство – на Кузнецком Мосту, в двух шагах от квартиры Нобиле, что позволяло коллегам часто общаться с ним.
Из ВСНХ на Дирижаблестрой пришёл инженер Воробьёв – на него легла главная ответственность за производственную часть выпуска первых советских воздушных кораблей. Об условиях, в которых приходилось работать этому человеку и его коллегам, можно судить по рапорту, поданному в январе 1932 года, причём это было далеко не первое подобное обращение.