Девятый Будда
Шрифт:
За дверью был узкий, обшитый деревянными панелями коридор, темный туннель, освещенный единственной лампочкой. В конце прохода была вторая дверь, точно такая же, как и первая. Он осторожно приблизился, чувствуя, как давят на него с обеих сторон темные стены. Скрипнула половица, и он застыл и оставался неподвижным чуть ли не целую вечность.
Из-за двери доносился скрип, равномерный и ритмичный звук, приглушенный и неопределенный. Затем короткая пауза. Скрип-скрип. Снова пауза. Скрип-скрип. Пауза. И так снова и снова.
На высоте собственных глаз Кристофер заметил врезанный в дверь ставень,
Скрип-скрип. Звук стал громче.
Кристофер нажал на кнопку, и ставень отодвинулся. Перед ним было небольшое застекленное оконце, через которое он мог видеть часть комнаты. Пол и стены были расцвечены пятнами света и пыли. Солнечный свет пробивался через матовое стекло, освещая маленькую комнатку. Кристофер подошел ближе и приложил глаз к отверстию.
Прямо напротив него, повернувшись к нему спиной, сидел, согнувшись, Джон Карпентер, обращенный лицом к камину. В одной руке он держал длинную кочергу, водя ею по каминной решетке. Кочерга и производила те скрипящие звуки, которые слышал Кристофер. Казалось, что огонь был разведен достаточно давно: среди золы дымилось несколько серых углей. То здесь, то там из пепла поднимались языки огня, но груз придавившего их серого пепла был слишком велик, и они угасали, уходя в небытие. Карпентер водил кочергой по углям, время от времени выпуская на волю одинокий огонек, который на мгновение вздымался над пеплом и снова исчезал.
Однако вовсе не Карпентер привлек внимание Кристофера. Карпентер был здесь не главным, а на первый план выступало то, что происходило в центре комнаты. Там стояли двое, мужчина и женщина, живая картина, освещенная безжалостным солнечным светом. Мужчина был индийцем, но на нем был костюм от Сэвил Роу и он опирался на трость с серебряным набалдашником. Ему было лет пятьдесят, он был маленького роста, круглый и мягкий. Лицо его выглядело так, словно кто-то тщательно отполировал его, — как старая ложка в антикварном магазине, сияющая, приятная на вид, полная причудливых теней. Глаза его были прикованы к девушке, взгляд был тяжелым, пристальным и неотрывным.
Девушка была обнажена. Белый балахон лежал на полу у ее ног там, где она сбросила его. Длинные черные волосы падали на плечи и аккуратно касались сосков маленькой затененной груди. Ей было пятнадцать или шестнадцать лет. Глаза ее были закрыты, словно она старалась хотя бы мысленно ускользнуть из комнаты, но связанный с Карпентером кошмар полностью поглотил ее: приторный, плотный, неотвратимый.
Мужчина вытянул руку и аккуратно дотронулся до нее, коснувшись пальцами ее кожи, проведя по мягкому пушку на руках. Затем он заставил ее повернуться. Снова и снова он заставлял ее поворачиваться, держа за руку, словно танцовщицу, механическую танцовщицу, крутящуюся под старую мелодию на крышке музыкальной шкатулки. Он то заставлял ее поднимать над головой руки, потом снова опускать их, наблюдая, как колышется ее грудь, любовался гладкой линией горла,
Кристофер открыл дверь. Никто не заметил, как он вошел. Карпентер был погружен в созерцание углей в камине, внимание набоба было приковано к девушке, а девушка находилась в состоянии транса. Он долгое время стоял и наблюдал за ними, ожидая, когда завершится этот ритуал. Первым среагировал набоб, заметив его краем глаза. Он повернулся с выражением удивления и ярости на лице.
— Это что такое?! Что вы имели в виду, ворвавшись сюда таким образом? Что вы, черт возьми, себе позволяете? Клянусь Богом, я прикажу выпороть вас, если вы немедленно не уйдете!
Набоб в свое время учился в Итоне и Оксфорде, чтобы стать восточным джентльменом. В Итоне он научился английским манерам, в Оксфорде научился грести. И он научил сам себя, как вести себя со всеми, кто не является набобом или вице-королем.
— Я бы хотел поговорить с преподобным Карпентером, — ответил Кристофер. — Вас это не касается, так что вы просто можете убраться отсюда. Пока я вас не вышвырнул.
— Вы знаете, с кем разговариваете? Я могу приказать выпороть вас кнутом за такое оскорбление!
— В вашем положении лучше не спорить, — отрезал Кристофер. Он навел револьвер на набоба. — К тому же у меня нет времени. Если вы вынудите меня к этому, я вас застрелю. Решение остается за вами.
Набоб зашипел и взмахнул тростью, словно собираясь ударить Кристофера, но он был не настолько глуп, чтобы сделать это. Продолжая протестовать, он направился к двери. И прежде чем выйти, повернулся к Кристоферу.
— Мои парни внизу поставят вас на место. Когда они закончат разбираться с вами, вы будете очень сожалеть о том, что вообще появились на свет. Клянусь Богом, я позабочусь об этом!
Кристофер захлопнул дверь прямо перед его лицом. Он посмотрел на Карпентера, который продолжал сидеть перед огнем, затем подобрал с пола балахон девушки. Она стояла, не шелохнувшись, и смотрела на него, ожидая, что произойдет дальше.
— Оденься, — сказал он, протягивая ей балахон.
Она взяла свою одежду, но продолжала неподвижно стоять, словно не зная, что ей делать.
— Оденься, — повторил Кристофер.
Она оставалась неподвижной, и тогда он надел на нее балахон, помогая ей просунуть руки в рукава.
— Тебе придется уйти отсюда, — сказал он. — Уходи отсюда прочь. Ты не должна здесь оставаться, понимаешь?
Она непонимающе смотрела на него. Он должен был все объяснить ей.
— Здесь тебе будет только хуже, — настаивал он. — Ты должна покинуть это место.
Словно не слыша его слов, она снова начала кружиться, как делала это раньше, поднимая и опуская руки. Кристофер схватил ее за руки и хлестнул ладонью по лицу, пытаясь привести в чувство.
— Ты что, не понимаешь? — крикнул он. — Тебе здесь не место. Ты должна уйти!