Девятый Дом
Шрифт:
Как бы там ни было, предсказания проводились в этом театре сотни раз, и она никогда не слышала, чтобы какие-то Серые обретали физическую форму или препятствовали ритуалу. Почему же этой ночью их поведение изменилось?
Если оно изменилось.
Для Алекс величайшим подарком «Леты» была не полная стипендия Йеля, не новый старт, который вытравил ее прошлое, будто химический ожог. Это было знание, уверенность, что то, что она видит, реально и всегда было таковым. Но она слишком долго подозревала себя в сумасшествии и уже не могла остановиться. Дарлингтон
«Не навсегда», – сказала себе она. Через неделю настанет новолуние, и они вернут его домой.
Алекс дотронулась до треснувших перил, уже обдумывая, как опишет ход этого предсказания в записях Дома Леты. Декан Сэндоу просматривал их все, и она не испытывала никакого желания обращать его внимание на что-то необычное. И потом, если не считать того, что беспомощному человеку перебрали кишки, ничего плохого не произошло.
Когда Алекс вышла из прохода в коридор, Трипп Хелмут вскинулся.
– Ну что, они там заканчивают?
Алекс кивнула и набрала полные легкие относительно свежего воздуха. Ей не терпелось выйти на улицу.
– Гадость, да? – с ухмылкой спросил Трипп. – Если хочешь, могу дать тебе пару подсказок, когда их транскрибируют. Будет полегче с этими студенческими кредитами.
– Тебе-то, блин, откуда знать, что такое студенческий кредит? – вопрос вырвался у нее помимо воли.
Дарлингтон бы такого не одобрил. От Алекс требовались вежливость, отстраненность и такт. К тому же, ее возмущение лицемерно. «Лета» позаботилась, чтобы она окончила институт, не беспокоясь о долгах, – если, конечно, справится с четырьмя годами экзаменов, сочинений и таких ночей.
Трипп поднял руки, как бы сдаваясь, и нервно рассмеялся.
– Эй, хочешь жить – умей вертеться.
Трипп входил в парусную команду, был Костлявым в третьем поколении, джентльменом и ученым, чистокровным золотистым ретривером – туповатым, лощеным и дорогим. Он был взъерошенным и розовым, как здоровый младенец. Волосы у него были рыжеватые, а с кожи еще не сошел загар с тех пор, как он отдыхал на каком-то очередном острове на зимних каникулах. Он обладал непринужденностью человека, у которого всегда было и будет «все путем», мальчика с тысячью вторых шансов.
– У нас все норм? – добродушно спросил он.
– Все норм, – ответила она, хотя чувствовала себя вовсе не нормально. В ее легких и черепе по-прежнему отдавались отзвуки этого жужжащего стона. – Просто здесь душно.
– Скажи? – отозвался готовый помириться Трипп. – Может, не так уж и плохо, что я всю ночь проторчал в коридоре.
Голос его звучал неуверенно.
– Что у тебя с рукой? – Алекс заметила, что из-под ветровки Триппа торчит край бинта.
Он задрал рукав, показывая лоскут толстого целлофана, наклеенный на внутреннюю часть предплечья.
– Мы тут сегодня компанией татушки набили.
Алекс присмотрелась: самодовольный бульдог выпрыгивал из-за большой синей буквы «Й». Брутальный эквивалент «лучших друзей навсегда!».
– Прикольно, – солгала она.
– А у тебя есть тату?
Его взгляд сонно блуждал по ее телу, пытаясь представить ее без зимней одежды, – точно так же, как у неудачников, которые ошивались в Граунд-Зиро и проводили пальцами по рисункам на ее ключице и бицепсах: «А что значит вот эта?»
– Не-а. Это не мое, – Алекс обернула шарф вокруг шеи. – Завтра навещу Рейса в больнице.
– Чего? А, ну да. Хорошо. А где вообще Дарлингтон? Уже сливает тебе всю дерьмовую работенку?
Трипп терпел Алекс и пытался с ней подружиться, потому что хотел, чтобы ему чесал животик каждый встречный, но Дарлингтон ему действительно нравился.
– В Испании, – сказала она, потому что так ей велели отвечать.
– Круто. Передай ему «buenos dias» [3] .
Если бы Алекс могла передать что-то Дарлингтону, она бы сказала: «Возвращайся». Сказала бы по-английски и по-испански. В повелительном наклонении.
3
Добрый день (исп.)
– Adi'os [4] , – сказала она Триппу. – Хорошей вечеринки.
Отойдя от здания, Алекс стянула перчатки, развернула две липкие имбирные конфеты и засунула их в рот. Она устала думать о Дарлингтоне, но запах имбиря и тепло, которое разливалось от него в горле, еще больше оживляли его в ее памяти. Перед глазами у нее появилось его длинное тело, растянувшееся перед огромным каменным камином в «Черном вязе». Он снял ботинки, а носки положил сушиться у огня. Дарлингтон лежал на спине с закрытыми глазами, положив затылок на сцепленные руки и перебирая пальцами ног в такт разносящейся по комнате музыке – какой-то неизвестной Алекс классике. Голоса валторн оставляли в воздухе выразительные звуковые крещендо.
4
Пока (исп.)
Алекс сидела на полу рядом с ним, прижимаясь спиной к старому дивану, обхватив руками колени и пытаясь казаться расслабленной и перестать глазеть на его ступни. Просто они казались такими голыми. Он подвернул свои черные джинсы, чтобы уберечь кожу от влаги, и эти узкие белые ступни с волосками на больших пальцах заставили ее почувствовать себя немного развратницей, похожей на какого-нибудь черно-белого извращенца, обезумевшего при виде лодыжки.
Пошел ты, Дарлингтон. Она снова натянула перчатки.
На секунду ее парализовало. Ей нужно было вернуться в Дом Леты и написать отчет для декана Сэндоу, но чего ей по-настоящему хотелось, так это плюхнуться на узкую нижнюю койку в комнате, которую она делила с Мерси, и проспать как можно дольше до начала пар. В такой час ей не пришлось бы придумывать отговорки для любопытных соседок по комнате. Но, если она поспит в «Лете», Мерси и Лорен потребуют, чтобы она рассказала им, где и с кем провела ночь.
Дарлингтон предлагал ей выдумать парня, чтобы оправдать долгие отлучки и поздние возвращения.