Девятый круг
Шрифт:
— Наверное… — он судорожно вздохнул, его голос звучал глухо, поскольку лицо было прижато к полу, — если бы я знал вопрос, Габриель…
В тот момент я сломал ему руку. Мысленно. И наслаждался звуком хрустящей кости и одновременно раздавшимся воплем. О, как мне хотелось сделать это на самом деле! Как хотелось… Но я остановил себя. Видите, это я — человек, который держит здесь все под контролем. Я, а не он!
— Ты знал меня еще до того, как я потерял память! — прорычал я. — Если посмеешь отрицать это, я сейчас же сломаю тебе руку, клянусь.
— Ну да, я действительно знал тебя раньше, ты прав.
— И ты не станешь этого отрицать?
— Ты же мне запретил.
— Ты что, воображаешь, будто это игра? — закричал я и, забывшись, заломил ему руку еще сильнее, злорадно отметив при этом, как он резко, со стоном, вздохнул. — Почему ты не говорил мне правду с самого начала?
— Потому что… потому что ты попросил меня не делать этого, — задыхаясь, выдавил из себя Стефоми. — Габриель, ради бога, отпусти мою руку, а то и в самом деле, на хрен, сломаешь ее! Ты совершаешь ошибку! Я всегда был тебе другом, и никем иным!
Я заколебался. Он говорил так убедительно, что червь сомнения стал закрадываться в мою душу.
— Я готов все тебе объяснить, если ты освободишь меня, — продолжал Стефоми уже более деловито.
Продолжая пребывать в нерешительности, я все же отпустил его руку и медленно поднялся на ноги. Стефоми с глубоким вздохом проделал то же самое и повернулся ко мне лицом.
— Ну и ладно, эта рубашка мне все равно не нравилась, — сказал он с кривой улыбкой, глядя, как темно-красное вино расплывается по ней пятнами и, словно кровь, каплями стекает с манжет и с кончиков пальцев на пол.
А та его рука, которая была придавлена к полу его собственным телом, действительно кровоточила: я увидел впившиеся в ладонь кусочки стекла от разбитой бутылки. Внезапно меня охватило чувство отвращения — точно такое, как в случае с кровавым бифштексом, — и, почувствовав, как комок желчи поднимается у меня в горле, я поспешно отвел взгляд. Даже его лицо и волосы были с одной стороны перепачканы вином. Несколько мгновений он печально смотрел на осколки бутылки, а когда поднял глаза на меня, в них читался явный упрек.
— Право, Габриель, неужели все это было так обязательно? Если тебе захотелось что-то выяснить, надо было просто задать вопрос. Я… э-э-э… согласен, что был не совсем правдивым, — честно признался он. — Правда состоит в том, что я действительно знаю тебя уже много лет. Я следовал за тобой в тот первый день, на остров Маргариты, и во второй раз, на площадь Героев. Мне только хотелось убедиться, что ты в порядке, и больше ничего.
— Какая заботливость с твоей стороны! А теперь объясни мне, пожалуйста, почему ты вел себя как завзятый лжец?
— Послушай, давай не будем уклоняться в сторону, — предложил Стефоми с выражением легкого удивления на лице. Затем поднял было руку, чтобы откинуть со лба мокрые от вина волосы, и вздрогнул. Поднеся ладонь к глазам, он внимательно посмотрел на впившиеся в кожу осколки, вздохнул. Снова подняв на меня глаза, он встретил мой неуверенный взгляд. — Понимаешь, правда состоит в том, что это ты не хотел, чтобы я рассказывал тебе о твоем прошлом. Ты заставил меня пообещать, что я не сделаю этого. Ведь я даже не должен был бы находиться здесь.
— Но это же нелепо! — воскликнул я. — Я не верю ни одному твоему слову! Сейчас же, черт подери, выложи мне всю правду! Габриель Антеус — это мое настоящее имя?
Помедлив пару секунд, Стефоми кивнул:
— Да, настоящее.
— А каким было прежде наше знакомство?
— Я уже говорил тебе, мы были друзьями.
— А тогда что ты скажешь об этом? — спросил я, швырнув на кухонный стол фотографию.
Стефоми взял ее в руки, и я увидел, как сжались его губы и помрачнело лицо, когда он прочел надпись на обратной стороне. В его глазах мелькнула тень недовольства, и он бросил снимок обратно на стол.
— По-моему, здесь мы не очень похожи на друзей, Стефоми.
— Наверное, в тот момент я говорил тебе нечто такое, что ты очень не хотел слышать. Я хотел бы ответить на все твои вопросы, Габриель, но я дал тебе обещание и не намерен его нарушать.
— А это кто? — спросил я, доставая из кармана и протягивая ему фото таинственной женщины.
— Откуда оно у тебя? — резко спросил Стефоми.
— Не все ли равно? Ты знаешь ее?
— Не беспокойся о ней, — тихо сказал Стефоми. — И выбрось снимок, Габриель.
— Значит, ты знаешь, кто она? Ведь знаешь, верно? И ты знаешь все об этой… об этой заварушке в глухом закоулке! Ты знаешь, как я потерял память? Ты знаешь, где мои родные? — спрашивал я в отчаянии. А он молчал. — Ты знаешь, кто фотографировал? — продолжал я. — И знаешь, кто их посылал?
— Имею некоторое представление.
— Но не собираешься мне сообщить об этом, ведь так? И вообще не собираешься рассказать мне ни о чем, что я хотел бы узнать!
— Да, это так, Габриель, — ответил Стефоми с кривой усмешкой. — Потому что на самом деле ты сам не хочешь знать об этом.
Взбешенный таким отношением, я с ненавистью окинул его взглядом. Как мне хотелось отлупить его в тот момент! Разумеется, я мог бы выбить из него правду — после того случая в закоулке с местными грабителями я был уверен, что справлюсь с этой задачей. Но сама мысль об этом заставила меня содрогнуться, и не в последнюю очередь потому, что так легко пришла мне в голову. Цивилизованные люди так себя не ведут. И такие мысли цивилизованным людям в голову не приходят.
— Ты размышляешь, не выбить ли тебе из меня всю правду, верно? — спросил Стефоми с улыбкой. — Но ты же знаешь, это не сработает.