Девятый круг
Шрифт:
Я знаю, такое заявление может вызвать некоторое беспокойство, но разве это не то же самое, что делают все супергерои? Те супергерои, о которых так любят читать дети, — Супермен или Человек-паук. У них есть средства подчинить себе закон и защищать людей, спасать их. Мне такое нравится. Я тоже мог бы делать это. Мне не нужны ни пища, ни сон в той степени, в какой нуждаются в них другие люди. Я мог бы стать супергероем.
Легко могу представить себе такой заголовок: «КОЛИЧЕСТВО НОЧНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ В БУДАПЕШТЕ ЗАГАДОЧНО СНИЗИЛОСЬ НА 80 %!» Я очень бы хотел сделать так. Но я не наивен и знаю, что должно произойти вслед за этим. Полиция и меня сочтет преступником, ведь, в конце концов, я сам стал бы нападать на
То, что случилось три дня назад, было довольно скверным делом, поскольку я повел себя совершенно неразумно. Как только стало очевидно, что продолжить забаву с напавшими на меня грабителями не удастся, я бросился по улице в сторону ближайшей станции метро. Боже, это было чистое сумасшествие! Ведь меня могла увидеть полиция. И могла арестовать. А если бы в вагоне метро, кроме меня, были другие люди, они пришли бы в ужас, увидев мои безумные глаза, промокшую одежду и кровь, стекавшую по лицу. В общем, кровавая и чертовски дурацкая история.
Но, по крайней мере, я спас эту таинственную женщину, предоставил ей возможность скрыться. Но как найти ее снова? Будапешт большой город, и она может жить в любом его районе. Или вообще не в Будапеште. Самой же большой неудачей стало то, что эти бандиты напали именно в тот момент. Она знала меня. Я уверен в этом. Но, не зная ни ее имени, ни адреса, я не смогу разыскать ее. Мне остается лишь надеяться снова случайно встретиться с ней. Но более чем невероятно рассчитывать на повторение подобного случая.
И я по-прежнему остаюсь в недоумении: кто же она, эта дама? Она не может быть моей родственницей. Родственница непременно поздоровалась бы со мной — независимо от того, насколько все они недовольны тем, что я не кормлю их рыбок. Родственница поприветствовала бы меня хотя бы для того, чтобы потом отругать. Я не знаю, не знаю… Может, это была просто сумасшедшая. Бог ее знает, их же немало вокруг.
2 сентября
Больше нет смысла отрицать это. Уже почти месяц я нахожусь здесь, ожидая появления членов семьи, друзей, или коллег, или хоть кого-нибудь. Но никто не пришел, и я признаюсь, что начинаю страдать от одиночества. И хотя мне неприятно говорить об этом, но я вполне допускаю вероятность того, что… сюда никто не возвратится. Я сам стал жить здесь только недавно. Наверное, въехав в эту квартиру, я собирался сообщить своим родственникам и друзьям адрес, по которому следует посылать мне письма, но потерял память прежде, чем успел сделать это. И как же долго смогу я терпеть такое положение дел?
Сегодня я несколько часов бродил по Будапешту, спрашивая у людей, который час. На самом деле я хотел, чтобы они заметили меня. И хотел поговорить с кем-нибудь. Но обмен фразами не мог продолжаться долго, поскольку собеседнику захотелось бы спросить что-нибудь обо мне, а я не смог бы ответить, наверняка растерялся бы и, скорее всего, поспешил бы сюда, в свою квартиру. А такое поведение людям не понравится. Ведь оно неестественно.
Я хотел бы заполучить откуда-нибудь ребенка. Дети не задают подобных вопросов. Их не интересует, откуда ты тут взялся или чем ты занимался до сих пор. Я люблю ходить в парк и наблюдать, как они играют. В этом нет ничего предосудительного — ничего от извращенности. Мне просто нравится смотреть на них. Они такие… чистые и неиспорченные. Такие доверчивые, наивные и прелестные. Мир еще не успел их испортить.
Но я чувствовал себя неловко, стоя там в одиночестве и глядя на них. И это нервировало их мамаш, несмотря на мою дорогую одежду и безупречный внешний вид. Я думаю, им казалось противоестественным, что мужчина подолгу стоит и смотрит на их детей. Так что если я пойду туда снова, то, наверное, надо будет купить недорогой детский складной стул на колесиках или что-нибудь в этом роде. И если я буду стоять с подобным реквизитом, всякий подумает, что я просто присматриваю за своим собственным чадом. Признаюсь, я очень хотел бы взять к себе кого-нибудь из тех ребят. Но никогда не пойду на это. Я не могу совершить противоправного поступка, и вообще это нехорошо — забирать чужих детей. Я никогда не совершу ничего подобного. Я только надеюсь, что моя собственная семья, мои друзья скоро объявятся. Ну а если здесь действительно никого из них нет, значит, мне необходимо найти кого-то, с кем я мог бы разговаривать.
3 сентября
Прошлой ночью у меня был тревожный сон — про девятилетнюю девочку, которую ее отец пообещал отдать Церкви. Монастырь стал ее домом до самой смерти, наступившей через двадцать лет. Во сне я видел, что она, еще ребенком, получила приказ оставить семью и переселиться в холодное безмолвие монастыря. Боязливая и одинокая — если не считать других молчаливых монашек с бесшумной поступью да каменных изваяний ангелов, — она знала только этот мир всю свою оставшуюся жизнь, такую короткую и аскетичную.
Меня этот сон не беспокоил бы так сильно, если бы он не был правдивым. А девочку звали принцесса Маргарита. Ее отец, король Бела IV, дал обет: если он отразит нашествие монголов, то посвятит свою дочь Богу. К несчастью для девочки, монголов прогнали, и в 1251 году король построил на острове посреди Дуная монастырь, куда и отправил свою дочь. Сейчас остров называется по имени принцессы: Margitsziget— остров Маргариты. Я думаю, что этот сон и мое сочувствие ее участи побудили меня посетить сегодня этот остров.
Я доехал на метро до станции «Мост Маргариты» и, как только оказался на острове, сразу почувствовал себя гораздо лучше. На острове установлена граница, за которой нахождение автомобилей запрещено, так что на большей его части люди ездят на велосипедах или в конных экипажах. Мне это нравится. Это почти то же самое, что перемещение во времени назад.
Накануне ночью прошел дождь, и воздух сделался свежим, насыщенным ароматом заботливо ухоженной растительности. Но наступил день, взошло солнце и озарило теплым светом тихий остров, несмотря на ощутимый холодок, который — не по сезону — все еще присутствовал в воздухе. Хруст гравия на тропинке у меня под ногами действовал умиротворяюще, запах недавнего дождя прибавлял энергии, и я радовался тому, что мой сон про принцессу Маргариту побудил меня прийти сюда.
Когда я шел меж деревьев, то обратил внимание на каменные лица, как будто следящие за мной сквозь низко свисающие ветви. Это оказались скульптурные изображения венгерских художников и музыкантов, поднятые на постаменты и выветрившиеся от времени. Я даже вздрагивал, когда моим глазам открывались все новые и новые изваяния, наполовину скрытые ветвями деревьев.
Внезапно заросли кончились, и прямо перед собой я увидел островерхую церковь, так тесно окруженную деревьями, что можно было легко пройти мимо, даже не подозревая о ее существовании. Солнечный свет, проникавший в заросли в виде отдельных округлых пятен, превратился здесь в яркий поток, озарявший древние каменные стены. Это была церковь Святого Михаила. Я понял это, когда увидел над деревянными дверями знакомый резной рельеф, изображающий архангела с весами в руках, готовящегося взвешивать души в день Страшного суда.