Девятый
Шрифт:
Да я действительно величайший наездник! А ну-ка! Раз! Поднимаюсь – встаю во весь рост, ловко уклоняясь от налетающих веток. Два! Прыгаю назад в седло, одновременно заваливаюсь вбок, одной рукой ухватываюсь за стремя, другой зачерпываю горсть сухой хвои с земли. Три! Опять в седле. Четыре!.. Стоп!
С трудом подавив адреналиновое буйство, начал замедлять ход. Хотелось продолжать гонку, но я не безвольный наркоман, готовый на все ради удовольствия, я – чужак, в чужом мире: нельзя идти на поводу у своих примитивных желаний, к тому же возникших столь
Что со мной вообще такое? Я еще могу смириться с загадочной болезнью, после которой наступила эйфория, – наконец-то, судя по ощущениям, информационная матрица прижилась полностью. Но при чем здесь умение верховой езды? Или прежний владелец был виртуозом-кавалеристом, и мне достались его навыки? Лучше бы он был мастером меча или лука… Э, нет! А сны тогда при чем? Сны про лошадей и всадников. Пробудившаяся генная память добралась уже до реальности, подарив мне багаж навыков от предков? Бред – все мои гены на Земле остались: ни при чем они. Неведомый ни науке, ни шарлатанам побочный результат смерти, перехода между мирами и последующей метаморфозы?
Без понятия – я просто столкнулся с результатом непонятного мне явления и могу лишь теории разводить на тему его причин.
Лошадь, тяжело дыша, перешла, наконец, на простой шаг – будто с обозом плетется. Вовремя остановился – мог загнать неразогревшееся животное.
За спиной знакомо захлопали крылья, на плечо приземлился Зеленый, тут же начав возмущаться:
– Ты что – дочь городского палача обрюхатил?! От самых ворот скачешь будто ошпаренный!
– Птиц, я просто немного прокатился. Не обижайся.
– Тебя следует наказать – чтобы неповадно было!
– Жестокость тебе не к лицу. Зеленый, ты же в душе сама доброта: не злись.
– Без меня на помойке подохнешь, – буркнул попугай и, сочтя, что воспитательная беседа окончена, занялся перьями.
* * *
На полпути к лагерю увидел впереди одинокого всадника – он, нахлестывая лошадь, мчался по моим следам.
Ба, да это же его светлость еретический епископ! Первый раз вижу, чтобы он так торопился, – обычно сама степенность.
Поравнявшись со мной, Конфидус с удивительным проворством осадил лошадь, развернув ее на обратный курс. В итоге через миг мы с ним ехали к лагерю уже бок о бок.
– Доброе утро, Дан.
– И вам добра, Конфидус.
– Что, прогуляться захотелось?
– Ага. Погодка ведь чудесная. Что-то не так?
– Да ничего – все в порядке, просто мы в центре враждебной земли; нас окружают шайки погани и, возможно, демов; неподалеку граница королевства; вы валялись два дня трупом, а затем, с поразительной скоростью оседлав лошадь, умчались вдаль не менее стремительно – за вами ветки с деревьев посыпались.
– Просто захотелось промчаться с ветерком.
– Я бы даже сказал: с ураганным ветерком… Скажите, Дан, с вами все в порядке? Может, из-за болезни…
– Нет – я в полном порядке. Поднялся на ноги, и жизнь бурлит – вот и подурачился немного.
– Ох, уж эта молодость – напугали вы нас, и продолжаете пугать…
– Боялись, что я умру? Но это не так уж печально – свидетели перед королем поклянутся, что слышали мой приказ уходить из Талля, и ничего вам король за это не сделает. Так ведь?
– Разве только в этом дело… До короля еще добраться надо…
– Доберемся – недолго уже осталось до границы.
– Дан, скажите: а вам не кажется странным, что нас никто не трогает?
– Вы о чем? О погани? Не так просто атаковать обоз на переходе – у них могут возникнуть проблемы с убежищами на ночь, да и сил у нас достаточно: три десятка дружинников конных, и ополченцев умелых около двух с половиной сотен. Да и неумелые на что-нибудь сгодятся – у бакайцев даже женщины при необходимости могут за копья взяться.
– Дан, это земли погибели. Убежищ здесь хватает – на нашем пути обязательно должно несколько оказаться. Мы оставляем за собой такой след, что его даже лесной бездарь без труда разглядит, – они прекрасно знают, где мы. Но почему-то не трогают. А ведь мы не за стенами – даже в лагере очень уязвимы. Должны напасть – просто обязаны!
– Вы хотите сказать, что их устраивает наше поведение?
– Это не я говорю – это и без слов уже всем понятно. Их устраивает то, что мы направляемся к броду, – ждут нас там. Люди волнуются из-за этого. Если это и тайна, то не доводите дело до бунта: скажите – может, нам навстречу выйдет помощь? Вы каким-то образом связались с офицерами короля? На что вы вообще рассчитываете? Пока не дошло до беды, хоть как-то поясните свою беспечность – ведь пятнадцать сотен народа в западню ведете. Простите за прямоту, но так многие думают.
Да уж… Пожалуй, придется мне начать колоться… Нет – полной правды даже одному человеку не скажу. Страшно очень – вдруг не сможет себя сдержать, и тогда мой план провалится из-за одного болтуна.
А если я умру? Если опять болезнь эта накинется и доведет дело до конца? Они ведь все погибнут или, если повезет, отделаются большими потерями. Женщины в длинных, путающихся в ногах юбках; грудные дети, рожденные в надежде на спокойную жизнь; древние старики, которых сумели спасти во время бегства с Бакая. Вряд ли им удастся пережить подобное вновь… Полторы тысячи человек…
Нет, не скажу. Со мной у них будет хоть намек на шанс, а без меня, похоже, ничего не светит – даже Конфидус не сможет себя не выдать. Мою тайну придется держать в себе до конца. И не просто держать – я даже думать про такое боюсь, и сны страшные отгоняю, чтобы не проболтаться при этом. План мой глуп, авантюрен до невозможности и наверняка грандиозен по наивности. Хотя, судя по нынешнему поведению погани, вероятно, имеет шанс на успех – она искренне верит, что мы простые бараны, покорно идущие на заклание, и пылинки сдувает на дороге, чтобы нам ничто не мешало шагать к воротам забойного цеха. Вся туда стягивается – встречать собирается в полном составе, чтобы никто не ушел.