Дейр
Шрифт:
Макнефф хмыкнул и запустил пальцы в рыжее свидетельство своей безупречности.
— Отчасти резонно. Нештатная обстановка и ее последствия. Почему своевременно не поставили в известность?
— Вы настолько заняты с утра до вечера, что не хотел вас отвлекать по личному делу, — ответил Хэл.
А сам гадал, найдется ли у Макнеффа время и охота проверить правдивость слов бритого “ламедника”. Жучи-то ни единым словом не обмолвились Хэлу насчет бород у землян. Все это он выдумал себе в оправдание, припомнив, как американские индейцы были удивлены видом бородатых белых людей. Где-то когда-то
Макнефф еще раз кратко напомнил Хэлу, как важно блюсти безупречность, и отпустил с Сигменом.
И Хэл, с трудом справляясь с дрожью после этого нагоняя, отправился домой. Дома принял маленько для успокоения, а потом добавил, чтобы поужинать вместе с Жанеттой. Когда чуток тянешь, перестает действовать на нервы зрелище, как Жанетта кладет себе пищу кусок за куском в открытый рот, — это он усвоил безупречно.
Глава 17
В один прекрасный день, возвратясь с рынка с тяжеленной корзиной, Хэл Ярроу объявил:
— Больно ты нажимаешь на солененькое в последнее время. Уж не за двоих ли? А может, и за троих?
Жанетта побелела.
— Ты что? Ты в своем уме? Что говоришь?
Он бухнул корзину на стол, взял ее за плечи.
— Буверняк, в своем. Не сей секунд в голову взбрело — давно замечаю да помалкиваю. Сначала убедиться хотел. Так я прав?
Она в одну точку уставилась, а саму трясет.
— Ой, нет! Не может быть!
— Уж так и не может!
— Да. Я знаю. Не спрашивай, откуда знаю. Но этого не может быть. И вперед не смей говорить мне такие вещи. Даже в шутку. Я с ума сойду!
Привлек ее к груди, сказал поверх плеча:
— Это из-за того, что не можешь? Из-за того, что знаешь: от меня детей не будет?
Пышная, слегка пахнущая духами прическа слегка дрогнула.
— Знаю. И не спрашивай, откуда знаю.
Приотпустил ее, удержал на расстоянии вытянутых рук.
— Слушай, Жанетта, кажется, я понял. Мы с тобой относимся к разным видам. Как твоя мать и отец. Но у них были дети. Точно так же, например, у осла и кобылы могут быть детеныши-лошачихи, но сами лошачихи бесплодны. Можно скрестить льва и тигрицу, а вот получившихся львигра и тигвицу — уже нельзя. Верно? И ты боишься, что с тобой, как с той лошачихой!
Она ткнулась лицом ему в грудь, от ее слез рубашка мигом насквозь промокла.
— Люба моя, давай смотреть правде в глаза Может, так оно с тобой и есть. Ну и что? Впереднику ведомо, у нас положеньице то еще, не хватало нам ребеночка! Хорошо бы… да ну… у тебя есть я, у меня есть ты, разве не так? И большего не прошу. Главное, есть ты.
Утер ей слезы, поцеловал, помог затолкать покупку в холодильник, но мысль — она есть мысль: придет — не вдруг отвяжется.
Соленого и молочного Жанетта поглощала много больше нормы, особенно молочного. Но перемен во внешнем виде, чтобы сами за себя говорили, не было. А хоть как-то должно же сказаться это обжорство! Месяц прошел. Хэл с Жанетты глаз не спускал. В нее уходило, как в прорву. И безо всяких последствий.
Решил, что ошибся. И то сказать: вид другой, обмен веществ другой, а что он в этом понимает?
Еще месяц прошел. На выходе из библиотеки “Гавриила” снова попался навстречу Тернбой, ШПАГ-историк.
— Слух идет, технарей можно поздравить, — привязался. — Нынче в 15.30 на планерке вроде бы объявят, что последняя серия удалась.
— Неужели буверняк?
Отчаянием жгло, но Хэл постарался, чтобы голос не выдал.
Когда в 16.50 планерка закончилась, побрел домой — куда ж еще? — а лучше бы на край света. Пситовирус был уже в производстве. Самое большее через неделю наберется столько, что хватит наполнить емкости шести самолетов-снарядов. Первым номером по порядку намечена обработка города Сиддо. Следуя по разворачивающимся спиральным траекториям, самолеты-снаряды засеют район приличных размеров. Потом их возвратят, перезаправят и вышлют снова. И так до тех пор, пока не будет поражена вся Оздва.
Доплелся до дому, и оказалось, что Жанетта лежит в постели, черные кудри короной на подушке. Слабо улыбается.
Обо всем на свете позабыл, встревожился.
— Жанетта, что с тобой?
Пощупал ей лоб. Кожа сухая, шершавая, жарок чувствуется.
— Не знаю. Мне уже недели две неможется, но я держалась, виду не подавала. Думала, пройдет. А нынче совсем прихватило, пришлось лечь, я с утра лежу.
— Ну, мы тебя живенько поднимем.
Бодрым голосом сказал. А в голове звенело: “Каюк!” Если что серьезное, то врача взять негде и лекарств тоже.
Следующие несколько дней Жанетта провела в постели. Температура с утра держалась на 37,5°, к вечеру подскакивала до 37,8. Хэл ухаживал как только мог. Аспирин давал, мокрое полотенечко на лоб, пузырь со льдом. Аппетит у нее почти пропал, только пить просила. Пила и пила молоко. А таракановки своей любимой и сигарет в рот не брала.
Но не так сама по себе Жанеттина хворь приводила Хэла в отчаяние, сколько Жанеттина молчаливость. Сколько он ее знал, Жанетта тараторила — легко, весело, радостно для души. Случалось, примолкала, но только если что-нибудь незнакомое рассматривает, полностью увлечена, от любопытства сама не своя. А теперь говорил только он один. И если умолкал, тишины не заполняли ни расспросы Жанеттины, ни мнения.
Надеясь ее развеселить, он рассказал, что задумал угнать гичку и бежать в джунгли. Помутневшие глаза у Жанетты ожили, давно так не сияли. Она даже привстала, когда он разложил перед ней на кровати карту материка. Показала, где жила, описала местность: тут джунгли в низине, там горы, а вот здесь, на плоскогорье, развалины древней столицы и в подземельях ее тетки и сестры ютятся.
Хэл присел на шестиугольный прикроватный столик, будто бы занялся бумажными делами. А сам украдкой на нее поглядывал. Полулежит на боку, лилейное плечико из халата торчит, глаза горят, а под ними — нехорошие тени.
— Всего хлопот — ключик увести, — объяснять пустился. — Видишь ли#на каждой гичке есть блокиратор, его перед каждым вылетом на нуль сбрасывают. Полсотни километров можно пройти на ручном управлении. Но как намотал полсотни, так блокиратор автоматически отрубает движок и в эфир идет сигнал, чтобы гичку запеленговали. Это чтобы никто не сбежал. Но блокиратор можно вскрыть и отключить. Для этого есть специальный ключик. И уж я — то добуду его в два счета. Так что ты не тревожься.