Дейр
Шрифт:
— Папа говорит, что наша пшеница совсем не такая, какая была на Земле. Он говорит, что мы печем хлеб из зерен растения, которое гривастые вывели из сорняков. Но когда они это сделали, им пришлось смириться с тем, что растение сделалось очень прихотливым.
Джек выпряг животных и повел их к ручью.
— Я понимаю, что единороги, которых мы используем, всего лишь карлики. Когда-то существовал гигантский собрат нынешних тварей, которого гривастые использовали как лошадь.
— Что же с ним случилось?
— Он был истреблен, как и большая часть крупных животных, всего за один день. Так, во всяком случае, говорят. Это было в тот самый день, когда в одночасье взорвалось все железо на поверхности Дейра. И поубивало почти все живое здесь.
— И ты в это веришь? — удивился Тони.
— Шахтеры и рудоискатели находят кости множества животных, которых уже не существует. И можно увидеть развалины больших городов, например, возле Черной Скалы, ясно, что их уничтожила какая-то катастрофа.
— Вот здорово! Это тоже произошло тысячу лет тому назад, так говорит отец Джо. Джек, ты думаешь, что тогда гривастые действительно умели летать?
— Не знаю. Во всяком случае, я хотел бы, чтобы, когда все железо взлетело в воздух, оно пощадило бы некоторых хороших пахотных зверей.
— А почему бы тебе не запрячь дракона? — спросил Тони.
— Вот еще! — Джек засмеялся и начал есть.
— Я читал о том, что Святой Дионис умел делать это.
— Ты имеешь в виду рассказ о том, как он и его последователи бежали из Дальнего и пришли сюда? Гривастые согласились, чтобы он и его родичи заселили такую территорию, какую им удастся обвести плугом за один день. И он провел их, использовав в упряжке христианского дракона и прочертив границы нашего нынешнего государства.
— Да, именно так. Замечательно, правда? Хотелось бы мне посмотреть в тот момент на лица тех гривастых!
— Не нужно верить всему, что услышишь, Тони. Но я хотел бы иметь одного из тех чудовищ. Держу пари, что они могли бы сделать такую глубокую борозду, какая нужна.
— Ты когда-нибудь видел дракона, Джек?
— Нет.
— Но ведь ты сам сказал, что нужно верить только тому, что увидишь своими глазами! Откуда же ты знаешь, что такие животные существуют?
Его брат рассмеялся и шутливо ткнул мальчика под ребро.
— Если его нет, то кто же крадет наших единорогов? — Джек посмотрел куда-то за спину брата. — Кроме того, сирена мне говорила, что она беседовала с тем самым драконом, который ворует у нас животных. А вот и она сама! Спроси у нее, если не веришь.
Тони скорчил недовольную мину:
— Мне, пожалуй, пора домой, Джек.
Джек рассеянно кивнул. Его внимание было приковало к приближающейся сирене, покачивавшейся из стороны в сторону. Она несла глиняную вазу в форме слезы.
Тони прищурился и скользнул между деревьями.
— Хэлло, Джек! — сказала Р-ли по-английски.
— Привет! — ответил он на детском языке гривастых.
Она улыбнулась, как будто увидела нечто знаменательное в том, что он прибег к этой речи. Он посмотрел на амфору, которую она держала в руках.
— Идешь за медом?
— Да.
Джек осмотрелся: никого не было.
— Я пойду с тобой. Пахота же может и подождать. Боюсь, что если сейчас не уйду отсюда, то не смогу преодолеть искушения убить этих тварей.
Она стала напевать мотив одной из последних дошедших до их округа песенок. “Запряги дракона в плуг” — такова была первая строка этой песни.
— О, если бы я только мог это сделать!
Он снял шляпу и куртку, разулся и стал плескать на себя воду из ручья. Сирена вошла в воду и присела в ней.
— Ты мог бы сделать то же самое, если бы ты не стеснялся своего тела, — дразнила она его.
Он оглядел себя и сказал:
— Это кажется нелепым. То есть когда я с тобой.
— Я удивлена, что ты признаешься в этом.
— Ну, я не совсем это имел в виду. Одежда нужна людям, а для вас, гривастых, ничего нет дурного в том, что вы ходите голыми.
— О, да, да! Мы же животные… У которых нет души, — она рассмеялась. — Или что-то в этом роде. Джек, ты помнишь, когда мы были детьми, ты часто убегал к пруду и плавал вместе с нами? Тогда на тебе штанов не было.
— Я был ребенок!
— Верно. Но ты не был таким уж невинным, как воображаешь теперь. Мы часто смеялись над тобой, но не потому, что ты был голый, а потому, что ты считал себя ужасно испорченным и приходил в дикий восторг при мысли о том, что совершаешь грех. Твои родители запрещали это. Если бы они увидели, то порка запомнилась бы надолго.
— Когда мне говорили, что чего-то делать нельзя, ужасно хотелось это сделать! Кроме того, это было так забавно.
— Значит, уже тогда ты не был убежден в том, что нужно стыдиться своего тела. Теперь ты изменился. Начал стыдиться… Позволь же убедить тебя в том, что ты ошибаешься. Я понимаю, почему ваши женщины носят одежду: они стараются скрыть дефекты своего тела, а отнюдь не для того, чтобы подчеркнуть свою красоту.
— Не будь злюкой.
— Ничуть. Я говорю то, что думаю.
Он поднялся, надел шляпу и подобрал куртку.
— Прежде чем я уйду, скажи мне одну вещь. Почему ты уступила мне свои права на жемчуг?
Она выпрямилась и пошла к нему. Каждая капля на ее груди сверкала, как маленькая хрустальная вселенная со своим крохотным солнцем в ее центре. Струйки воды стекали с мокрых прядей ее “конского хвоста” и падали на песок. Она распустила свои длинные волосы, перекинула их на левую сторону и подняла к свету. Желтые и красные пряди переливались на солнце.