Действо
Шрифт:
Ткачев даже немного ускорился, потому как спуск явно затягивался. Серый бугристый бетон плыл перед глазами, мерно покачивался канат и это навевало легкую дрему, что в нынешнем положении сетевика было явным безумием. Но глаза начинали слипаться.
– "Что-то я не пойму", – подумал он, отвлеченно наблюдая, как скользят мимо крошечные кратеры выбоин и шероховатостей, похожий на затейливую лунную карту, – «То ли я слишком медленно спускаюсь, то ли этот тоннель слишком длинный».
Мысли о вечности уже успели посетить его голову, когда недовольный голос Алексея Сергеевича вернул Александра к реальности:
– Ну что?
Ткачев поднял голову и обнаружил, что по-прежнему находится в полуметре от последней площадки. Красноцветов смотрел снисходительно – думал, что Александр просто струсил и оцепенел?
– Давай лучше я, Сань… – сказал Красноцветов, но Ткачев смотрел уже не на него.
Позади, у самого узла изоляция начала сползать с редкоземельного металла кабеля как шкура начавшей линьку змеи.
Сетевик мигом оценил свое положение и его пробил холодный пот. Мрак под ногами мигом стал полным смутных угроз. Изоляция ползла, сухо потрескивая и оставляя на металле разноцветные праздничные лоскуты.
– Держи!!! – заорал Ткачев и рванулся вверх.
Красноцветов хватанул изоляцию и тут же отдернул руки, с проклятиями разглядывая стальные занозы в обоих ладонях. Александр утроил усилия, широко раскрытыми глазами глядя на одинокую лампу под потолком как сделавший свой последний вздох из опустевшего баллона ныряльщик смотрит на солнечный блик, проникший сквозь хмурую толщу соленой воды. Шкура сползала быстрее, чем он поднимался, пальцы сходило от усилия, во рту пересохло, в груди бился ужас. Судорожно поднимаясь, Александр неожиданно понял, что пришел его смертный час. Осознание это было таким ясным и всепроникающим, что он чуть было не отпустил руки и не рухнул в клубящийся мрак, отдаваясь на волю судьбы, но тут Красноцветов, не прекращая ругани, обрушился всем телом на дико извивающийся кабель и придавил его к кафелю.
В два рывка Ткачев достиг площадки и перевалился через ее край, задыхаясь и глотая открытым ртом воздух, волосы у него стояли дыбом. Сосед отпустил оптоволокно и шкура под собственной тяжестью соскользнула с металла и исчезла в чернильной мгле. Оттуда не донеслось ни звука.
Сетевик некоторое время сидел, привалившись к стене, и пытался отдышаться.
Красноцветов участливо ждал. Наконец Ткачев поднял на соседа безумные глаза и произнес:
– Здесь нельзя спустится…
Алексей Сергеевич лишь развел руками, соглашаясь. Блестящий металлом кабель так и остался свисать с края площадки, являя собой, пожалуй, самую идеальную вывеску для отеля «у погибшего альпиниста».
Отдышавшись, угрюмо поплелись назад. Двери подозрительно смотрели на них стеклянными зрачками глазков.
– Может ли такое быть, – сказала Ткачев, – что если бы я туда пригнул, то падал бы вечно? Может быть, туннель шел все дальше и дальше и я пролетел бы сквозь центр земли?
И так и болтался бы там всегда – как маятник.
– Саня, не забивай себе голову, – наставительно произнес Красноцветов, – не получилось так, получится эдак. Все равно мы тут не останемся.
– Что же с нами случилось, Алексей Сергеевич? – помолчав, спросил сетевик, – как же так вышло?
– Что вышло, Сань? – сказал Красноцветов, – то, что мы здесь, а все остальные по ту сторону? Кто знает, по каким качествам выделяет нас судьба – тебе вот жить, а тебе умереть, а тебе прославиться, а кому-то сойти с ума и проснуться во сне…
– Выделяет… – произнес Ткачев, – а ведь, наверное, кроме нас и еще кто ни будь есть?
– Соседка моя, Марья Ерофеевна – только она не настоящая, и бабулька еще, божий одуванчик – тоже фантом.
– А в других подъездах? – вопросил Ткачев.
– В других может и есть, – произнес Красноцветов, – только как ты Санька туда попадешь? Сквозь стену?
Александр задумался. В голову все время приходил терминал, охраняющий запертую дверь – начинало казаться, что это единственный выход. Или вот вообразить себя птицей и прыгнуть с балкона…
– Балкон! – сказал сетевик, – лоджии в доме соприкасаются!
– Что нам с того?
– Одну лоджию от другой отделяет тонкая стенка. В один кирпич. Лазают же люди, если, например, ключи от квартиры потеряли.
Красноцветов остановился и посмотрел на него:
– Так что же, ты лезть предлагаешь? Да это, знаешь ли…
– Соседняя лоджия – это лоджия квартиры из другого подъезда. Я хорошо помню планировку. И там, Алексей Сергеевич, лестница может быть не обрушена.
– А полезешь ты? – после паузы спросил Красноцветов.
Сетевик сокрушенно промолчал. Перед глазами стоял сползающий в бездну шланг цифрового века. Меньше всего на свете Александру Ткачеву хотелось сейчас покидать твердь земную.
Роботы айбо что-то деловито строили в углу. Трудно было сказать что, но судя по вырисовывающимися в сварочных вспышках стальных конструкциях, нечто глобальное и с уклоном в тотальный абстракционизм. В остальном же комната Ткачева изменилась мало, лишь на мониторах появилось на один скринсейвер-глаз больше, придав тем самым невидимому наблюдателю полноценное бинокулярное зрение. Соседи неохотно переступили порог.
– Ну давай, – произнес Красноцветов, – веди.
У двери на балкон сплетение кабелей было особенно густым. Тут, помимо обычных лиан, уже намечались выполненные из дорогого печатного пластика листочки, с трогательными резными фрактальными жилками, а кое-где качались угрюмого сизого цвета бутоны, в сумрачной глубине сомкнутых листьев которых мигал багровый диод.
Сквозь сплетение ветвей светило солнце, доказывая тем, что за пределами дома по-прежнему день. Странно, когда Александр глядел на замершее за двойными стеклами светило, перед глазами возникали золотистые концентрические круги, которые исчезали, стоило прикрыть веки.
С медитативной неторопливостью бывалого серпентолога Ткачев протиснулся сквозь сплетение кабелей и махнул Красноцветову – иди мол. Тот замешкался, а Александр обнаружил, что у лоджии теперь отсутствует внешняя стена. Необъятное пространство открывалось прямо у ног сетевика, дул холодный свежий ветер, а вдоль всей лоджии протянулся ровный белый карниз, уходящий куда-то за пределы видимости. Ткачев сделал шаг, и у него закружилась голова, когда он увидел во что превратился их дом снаружи.
Под ними было никак не положенные семь этажей. Семьдесят – вот точнее. Или все семьсот. Гладкая кирпичная стена уходила отвесно вниз, изредка прерываемая безликими квадратами окон, цвета зеркальных очков. Там внизу, наличествовал некий индустриальный пейзаж, но пушистые белые облака, словно взятые с рекламы провинциальной аэрокомпании, почти полностью скрывали панораму. Александр задрал голову и увидел точно такую же картину. Только теперь здание уходило в горние выси, а облака ограничили бы в порывах всякого астролога любителя.